Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

Пит уходит, не удостоив меня взглядом.

Растревоженные пылинки клубами кружатся в воздухе, подыскивая новое место для приземления — мои ресницы, волосы, блестящую золотую заколку.

— Ты правда выбрал меня? — шепчу я.

— Ага, — отвечает ментор.

— Почему? Ведь он тебе больше нравился.

— Нравился, — не возражает Хеймитч. — Но, если помнишь, до изменения правил я не мог надеяться вытащить вас обоих. А Пит так усердно тебя защищал… Вот мне и пришло на ум: если три человека приложат столько усилий для спасения одного, этот один уж точно выиграет.

— А-а… — только и говорю я.

— Знаешь, порой приходится делать выбор. Если выпутаемся из этой передряги, ты тоже однажды научишься.

Да я и сегодня усвоила новый урок. Здешние земли — не увеличенный вариант моего родного дистрикта. Наш забор не охраняется и почти никогда не бывает под напряжением. Наши миротворцы — хотя и не сахар, но не такие жестокие. От наших трудностей скорее выдохнешься, нежели рассвирепеешь. Зато местные жители не понаслышке знакомы с горьким страданием и отчаянием. Президент Сноу прав. Достаточно искры, чтобы вспыхнуло пламя.

Все произошло так быстро, что в голове не укладывается. Предупреждение, выстрелы, осознание, что я нечаянно пробудила от сна нечто грозное и великое. До сих пор не могу поверить. Боже, как вообще я могла натворить столько бед?

— Идем, — зовет Хеймитч. — Нас будут ждать к ужину.

Я долго-долго стою под душем — покуда не появляется команда подготовки. Помощникам Цинны явно нет никакого дела до нынешних событий. Только и разговоров, что о грядущем вечере. Это в дистриктах они — важные люди, которых могут позвать на торжественный ужин, а в Капитолии с подобными приглашениями наверняка негусто. Троица наперебой тараторит, обсуждая меню, а перед моими глазами — старик, у которого от выстрела разлетается голова. Уже перед выходом, в зеркале, я замечаю, как надо мной поработали. Бледно-розовое платье без бретелек, до самого пола. Волосы убраны от лица, ниспадают на спину каскадом пружинистых завитков. Цинна подходит сзади, набрасывает на плечи мерцающую серебристую шаль — и ловит взгляд моего отражения.

— Нравится?

— Очень красиво. Как всегда, — отвечаю я.

— Давай проверим, как это будет смотреться с улыбкой, — вполголоса предлагает он. Действительно, через минуту нас ожидают яркие вспышки и телекамеры. Заставляю себя приподнять уголки губ. — Вперед.

Мы собираемся всей компанией в коридоре, чтобы вместе спуститься. Эффи явно не в духе. Не может быть, чтобы Хеймитч ей рассказал обо всем, что случилось на площади. Не удивлюсь, если в курсе Цинна и Порция, но Эффи? Ее по негласному соглашению не посвящают в дурные новости. Впрочем, ведущая не заставляет нас долго гадать.

— Какое счастье, — сердито цедит она, пробежав глазами свое расписание. — Скоро мы сядем на поезд — и прощай, Дистрикт номер одиннадцать!

— Что-то не так, Эффи? — спрашивает Цинна.

— Не понимаю, почему с нами так обращаются. Запихнули в фургон, притащили сюда… И потом: час назад я хотела прогуляться вокруг дворца, осмотреться. Я ведь немного смыслю в архитектуре, если вы не в курсе…

— Да-да, я слышала, — говорит Порция, не дожидаясь, пока молчание слишком затянется.

— Так вот, в этом году развалины дистриктов — самый последний писк моды. Не успела я высунуть нос, как появились трое рассерженных миротворцев и чуть не взашей прогнали меня обратно. Один даже дулом в спину толкнул! — восклицает Эффи.

Ого. Это наверняка из-за нашего с Питом и Хеймитчем исчезновения. По крайней мере, ментор, похоже, был прав, и никто не прослушивал пыльный купол, пока мы беседовали. Теперь-то, думаю, спохватились, да поздно.

У Эффи такой расстроенный вид, что я невольно ее обнимаю.

— Ужасно, правда? Может быть, нам не спускаться к ужину? Сначала пускай принесут извинения.

Знаю, она нипочем не пойдет на такое; зато мое предложение звучит, словно признание справедливости ее жалоб. Эффи на глазах расцветает.

— Ничего, я справлюсь. Такая у нас работа — взлеты, падения. Не стоит из-за меня вам обоим лишаться ужина. Но все равно спасибо, Китнисс.

И как ни в чем не бывало принимается разъяснять, в каком порядке положено заходить в зал. Сначала — команда подготовки, потом она сама, стилисты, Хеймитч. Мы с Питом, само собой, замыкаем шествие.

Где-то внизу начинают играть музыканты, и мы приближаемся к лестнице. Пит берет меня за руку.

— Хеймитч говорит, что я зря на тебя наорал. Ты просто выполняла его указания. Можно подумать, я сам никогда ничего не скрывал от тебя.

Вспоминаю, как я разозлилась, услышав, как Пит ни с того ни с сего объясняется мне в любви перед всем Панемом. Ментор предвидел мое потрясение — и не обмолвился ни словечком.

— Кажется, я тогда тоже что-то разбила, после того интервью.

— Да, вазон.

— И порезала твои руки. Похоже, нет смысла хранить друг от друга секреты, верно?

— Смысла — никакого, — соглашается Пит. Мы стоим на вершине лестницы, ждем. Эффи учила, что Хеймитч должен опередить нас на пятнадцать шагов. — А ты действительно только раз целовалась с Гейлом?

От изумления у меня вылетает ответ:

— Конечно.