Голод. Одержимые

Я сжимаю зубы и даже глоток воздуха сделать не могу.

— Не могу, — почти сдаюсь я, но Макар тут как тут. Злится. Беспокоится, но сделать ничего не может.

И я не могу. Потому что от боли почти теряю рассудок, а следом сознание. Почти теряю…

Врачи уже обсуждают другие пути, но Макара это не устраивает. Макар не принимает легких решений. Он все делает до конца. Пятерней хватает меня за волосы, сдавливает и рычит в лицо:

— Ты ох*ела, Черкашина? А ну роди нам пацана! Разве мы не заслужили? Разве не прошли через ад, чтобы получить счастье!?

Он прав, конечно, прав, но как же больно.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌— Ну же… — ревет он и ударяет головой о кушетку, приводя в состояние готовности все мои чувства.

Втягиваю воздух рывком, смотрю в злые, обеспокоенные глаза и с шумным шипением даю возможность малышу увидеть свет. Выталкиваю из себя голову, а следом тельце. Пронзительный крик и тело наполняется облегчением и такой непомерной любовью, что жила во мне столько времени, словно только подготавливая. Потому что никогда, никогда раньше я не испытывала столько внутреннего тепла и света, никогда мое сердце не казалось мне настолько большим.

И тело, больше не содрогавшееся от боли, пело. Руки сами потянулись к малышу, и мне всего на миг приложили его к груди. Всего на миг, но и этого было достаточно, чтобы я ощутила единение с этим крошечным комочком жизни. Моим сыночком. Часть нашей с Макаром одержимой любви.

— Я же говорил — пацан, — слышу над собой хриплый голос Макара и вижу, как он быстро стер с щеки влагу.

Правильно.

Мужчинам не престало плакать, за него поплачет тот, кого мы так долго ждали.

И спустя два часа, личная палата в лучшей клинике Москвы заполняется гостями. Они смотрят на младенца, но при этом почти не дышат.

— Черкашин, — давится смехом Захар. — Он точно твой. Такой же вечно недовольный.

— Твою рожу над собой видит, чему ему радоваться? — чуть отталкивает Макар парня в сторону, и мы с Катей переглядываемся.

Она еще не говорила своим мужчинам, что ждет ребенка. На вопрос от кого, она беспечно пожимала плечами и шутила, что этот вопрос, как и многие другие, она оставит решать лучшим друзьям, которые землю рыли, но смогли оба на ней жениться.

Остальные гости почти не говорят, только целуют меня в щеку и обещают по выписке закатить шумную вечеринку. Паша тихонько рассказывает, что кажется влюбился. И это не парень.

На мой удивленный взгляд он только таинственно улыбается.

Даша долго держит свою голову на моем плече и почти не говорит, глаза веселые, но я знаю, что в ее сердце до сих пор кинжал от поступка Марка и Кирилла Синицыных. Все-таки какие мужики глупцы, порой не понимают, что своими косяками обкрадывают в первую очередь сами себя.

И вот спустя еще пятнадцать минут прощания мы снова остаемся втроем, и Боря плачет, напоминая, что ему не хватает только сюсюканья и улыбок.

Беру роднулю из колыбельки и усаживаюсь на кровать, доставая наполненную молоком грудь.

Прикладываю сосок к пухлым губам и с непривычки дергаюсь, когда он жадно обхватывает его и начинает глотать.

— Эй, мне там оставь, — усаживается рядом Макар и внимательно смотрит за процессом кормления.

Елозит по кровати, и я понимаю, насколько это его возбуждает.

Поднимает взгляд и хмурится.

— Ведь мы могли все это пережить уже давно…

— Нет… — качаю я головой и второй рукой переплетаю наши пальцы. — Тогда рождение ребенка было бы наполнено страхами и неуверенностью в завтрашнем дне, а сегодня в моей голове пусто и хорошо. А большего и не надо.

— Теперь ты будешь очень горячей мамулей? — играет он бровями и целует мою руку.

— А ты строгим папулей, — шепчу я с улыбкой и чувствую, как меня клонит в сон. Макар же пусть иногда бесит, но сегодня прям герой. Укладывает меня на подушки, а напившегося малыша забирает на руки. И пока я засыпаю, кажется, хочет ему что-то объяснить. По понятиям.

Надо будет ему напомнить, что парню нет от роду и суток.

А главное, напомнить, что его преступные замашки и уверенность в безнаказанности не должны передаться сыну.

Но это, конечно, фантазии, а реальность будет такой, какой сделаем мы ее сами. Вместе.

Бонус. Макар

*** 15 лет спустя ***

Нет, это ни в какие ворота не лезет. Я значит открываю глаза. Улыбаюсь в надежде увидеть лицо любимой женщины, а кровать пуста.

Опять.

И только смятая подушка говорит о том, что она вообще ложилась спать.

«Да, да. Еще пять минут, и я иду»

Эти пять минут затянулись на полтора часа, так что пришлось даже открыть книгу.

Надеялся хоть на утро, но опять облом. И этот облом длится уже четырнадцать дней.

Вася кажется забыла, что я ни хера не железный и дрочить, как пацан не буду.

У меня между прочим есть жена с охеренной задницей и рабочим ротиком. Но эта жена давно воротит свой ротик, а заднице виляет не передо мной.

Перед рабочими, что строят очередной фитнес-центр. Учитывая детей, друзей я просто стал предметом мебели, на который она даже не смотрела. Сначала списывал на усталость, на занятость. Но, когда перебор. Значит перебор.