Жан-Марк вернулся домой в четыре часа утра. Сон валил его с ног. Правда, Эртье сунул ему десять франков чаевых. Он постирал в раковине свою нейлоновую рубашку и повесил ее сушиться на дугу от душа. Вообще-то надо было бы еще постирать и носки с трусами: у него не было чистых на завтра. Тем хуже: эта дополнительная работа была уже ему не по силам. В целом день получился хорошим. Ночью шел двойной тариф. Тридцать плюс десять — сорок. Можно будет дня три обходить стороной университетскую столовую. Избегать этой толкотни, дешевого столовского запаха, создать себе иллюзию благополучия.
Жан-Марк приоткрыл окно, скользнул в постель, погасил лампу у изголовья. Вкус крутого яйца все еще ощущался у него во рту. Он закрыл глаза, и в памяти замерцали световые вывески. Проститутки с наштукатуренными щеками и кроваво-красными губами наклонялись к нему. Одна из них была похожа на Кароль. Он внезапно очнулся весь в поту. От тошнотворного голода тянуло желудок. Через оконный проем доносился глухой городской шум. В самой глубине комнаты покачивался обвисший силуэт какого-то повешенного. Он узнал в нем свою нейлоновую рубашку, которую покачивало легким ветерком в полумраке. Зачем он упорно продолжал жить, когда его ничего уже не интересовало? Все, что он смог сделать в этом году, — это поменять Кароль на Валерию и родной дом на комнату прислуги. Великолепное фиаско! Он сжал зубы, постарался об этом больше не думать, и ему захотелось стать мумией, тенью из костей и пергамента, предоставленной потоку времени.
Кто-то стучал кулаком в дверцу автомобиля. Яростный голос кричал:
— Жан-Марк! Жан-Марк!
Он с трудом разомкнул глаза. Вокруг него день уже был в разгаре.
Машина стояла посреди комнаты. Одеяло связывало ему ноги. Руль растворился у него в руках. Его рубашка висела в кабинке для душа.
— Жан-Марк! Ты здесь?
Он спрыгнул с кровати, поправил пижаму, открыл Даниэлю дверь и буркнул:
— Ты чего явился?
Затем сел на край матраса, зевнул, почесал затылок. Если бы не этот кретин, он мог бы еще спать два часа: как раз сегодня утром занятий не было!
Даниэль стоял перед ним с мертвенно-бледным лицом.
— Так что? — переспросил Жан-Марк.
— Ну вот, — сказал Даниэль, — со мной случилась скверная история: Даниэла беременна!
— Э, черт! — пробормотал Жан-Марк.
— Вот именно! — вздохнул Даниэль.
И словно лишившись после этого признания сил, рухнул на стул. У Жан-Марка было слишком много своих забот, чтобы чужие беды растрогали его. Первым порывом было у него не сочувствие брату, а раздражение из-за его неосмотрительности:
— Не мог быть поосторожней!
— Но я был осторожен! Думаешь, я знаю способ? Только Дани. Она, наверно, ошиблась в подсчетах…
— Это точно?
— Точно. Мы сначала подождали… Потом сделали тест, ты знаешь… Она беременна, говорю тебе…
— Тогда что? Тебе нужен адрес?
— Адрес мне дал Дебюкер… Дани уже виделась с акушеркой…
— Это надежный человек? Не хватало еще, чтобы тебя поймали!
— Нет, нет, тут все в порядке. Сестра Дебюкера осталась очень довольна.
— А! Хорошо, а то я бы мог…
— Спасибо, старик.
Они замолчали. Даниэль закашлялся. Наконец проговорил:
— Я хотел тебя спросить о главном… эта мерзавка акушерка напрямик заявила… Семьсот пятьдесят франков! Сам понимаешь, у меня их нет под рукой!..
— У меня тоже, — сказал Жан-Марк.
— Я и не сомневался! Но, может быть, ты все же смог бы мне немного помочь.
Жан-Марк показал ему свой открытый бумажник, лежавший на ночном столике.
— Шестьдесят франков до конца месяца, — сказал он. — Если ты хочешь, поделим!
— Я и не думал, что ты так разорен, — сказал Даниэль. — Тогда, может быть, Франсуаза?..
— Она тоже вряд ли при капиталах сейчас!
— А Кароль, если я поговорю с ней?
— Я тебе не советую, — сказал Жан-Марк. — Она будет счастлива сообщить обо всем отцу!
— Ты прав. Она сейчас не в духе. Всякий раз, когда она открывает рот, то начинает меня ругать! Между нами говоря, тебе повезло, что ты не живешь дома. Если бы я мог удрать, я бы тоже…
— А Маду? Ты не думал?
— Конечно!.. Но и там я не уверен… У нее принципы… Она нажалуется… В общем, я посмотрю… Ты сказал, что можешь одолжить мне тридцать франков?
— Да.
— Это лучше, чем ничего! Тридцать франков здесь, тридцать франков там…
Жан-Марк взял бумажник, вынул тридцать франков и протянул их брату. Ради этого он работал всю ночь?! Какой идиотизм!
Даниэль положил деньги в карман, поблагодарил и неопределенно спросил:
— А как ты, у тебя все в порядке?
— Все в порядке, — ответил Жан-Марк.
Потом они посидели немного друг перед другом. Даниэлю из вежливости надо было ненадолго остаться, но он не знал, о чем говорить. Поскольку денег он не нашел, права на передышку у него не было. Он ушел от брата, крепко пожав ему руку, с чувством вынужденной неблагодарности. Между тем ему пришла в голову идея продать свои книги, безделушки, амулеты, гитару… Неужели и после этого он не наберет семисот пятидесяти франков?