Голод богов (1)

— Или сгорит целиком, — заметил дон Пина, взглядом знатока оценивая густоту поднимающегося над городом столба дыма.

Румата пожал плечами. Ему было решительно все равно взять Нард или просто сжечь. Тем временем, ворота начали медленно открываться, а подъемный мост пополз вниз.

— Вот и вылазка, — сообщил Пина, — я оказался прав … Как внушительно смотрелся кавалерийский полк, на рысях рванувшийся из ворот. Буря и натиск. Впрочем, какой там натиск.

«Эх, парни, не на ту войну вы попали» — подумал Румата.

Проскакав две трети пути и набрав скорость, кавалерийская лава налетела на скрытые в высокой траве «спирали Бруно». Это на Земле они так назывались — а здесь, наверное, их назовут спиралями Кабани… Или спиралями отца Кабани.

Петли колючего железа мгновенно опутывали ноги коней, валя их на землю. Всадники вылетали из седел. А вот заработали огнеметные машины, пристрелянные по линии заграждения.

Кто упал — те уже не поднимутся, а те, кто прорвался, представляли собой жалкое зрелище. Одуревшие от дыма, не успев даже нацелить пики, они выскочили прямо на шахматный строй ландскнехтов — и завертелась карусель сверкающей стали. Теперь уже пики и вовсе бесполезны. Крутятся железнобокие, что твой уж. Мелькают двуручные мечи, с легкостью перерубая ноги боевых скакунов. А упавших всадников добивают и вовсе мимоходом…

Ну вот — все и кончено. Стоят ландскнехты среди еще шевелящегося месива порубленных туш, с ног до головы забрызганные кровью. Отдуваются шумно. Ждут.

Только нечего уже ждать. Чуть больше сотни всадников, все, что осталось от полка, некоторое время бестолково мечутся между завесой дыма и железным строем. Затем, с удивлением обнаружив, что никто не собирается ни добивать, ни преследовать их, осторожно удаляются в сторону ворот.

А по городу, тем временем, продолжают работать катапульты. Привычные к тяжелой монотонной работе крестьяне подкатывают все новые бочки с жидким огнем. Изредка останавливаются и пытаются разглядеть сквозь постепенно рассеивающийся над местом битвы дым, что же там с городом.

Ну, вот. Теперь, вроде, видно. Ух и зрелище. Нард горит весь целиком. Кое-где языки пламени взлетают выше стен. Интересно, — гадают бойцы — там вообще кто-нибудь живой остался, или поджарились все, как поросята на противнях?

Оказывается, остались. Вот снова открываются ворота. Снова вылазка? Нет, скачет один всадник, на пике белый лоскут трепещет.

— Прекратить обстрел, — командует Румата, — я поеду, послушаю, чего хочет предложить нам этот благородный дон.

Встречаются они посреди поля.

Парламентер отчаянно трусит, но виду не показывает. Спрашивает уверенно:

— Я — брат Гок, уполномоченный коменданта. С кем я буду разговаривать?

— Я — дон Румата Эсторский. И ты, любезный, будешь не разговаривать, а слушать меня. Очень внимательно, запоминая каждое слово. Сейчас я собираюсь пообедать. К тому времени, как я отобедаю, на этом поле должны находиться все жители города до единого человека, включая членов магистрата с ключами и печатями. Отдельно должен быть построен весь гарнизон, включая коменданта. Все оружие должно быть сложено на земле. Рядом должно быть сложено все золото из городской казны, из гарнизонной казны и из церковных запасов. Если вы не успеете всего этого сделать, я сотру Нард с лица земли вместе со всеми, кто там находится.

Румата постоял, проводив глазами окончательно перепуганного брата Гока, а затем отправился обедать. Он не сомневался в том, что его ультиматум будет выполнен так быстро, как это только возможно.

И действительно — через какой-то час на поле уже стояла внушительная толпа, а чуть поодаль — около тысячи уцелевших орденских вояк в своих неизменных черных плащах с закрывающими пол-лица капюшонами.

— Так, — сказал Румата, — плащи, башмаки и ремни снять и сложить в кучу.

Дождался пока распоряжение будет выполнено. Жестом подозвал ближайшего из холопских тысячников и распорядился:

— Оружие и золото — в обоз. Этих — разбить по двадцать человек, усадить на землю и приставить надежную охрану. За разговоры — бить по шее, но не насмерть. За попытку встать или бежать — смерть на месте. Коменданта и офицеров — отвести в сторону и связать по одному. Развести костер побольше. Все.

Тысячник поклонился.

— Будет исполнено, Светлый.

Румата кивнул в ответ и направился к небольшой группе членов магистрата, безошибочно выделив их в толпе горожан по сравнительно богатой одежде. Подошел стремительно, так что они отшатнулись.

— Ну, почтенные, отвечайте мне, сильно ли пострадал славный город Нард?

В ответ — тишина.

— Кто старший?

После некоторой заминки вперед выступил дородный дядька с медной цепью на пузе.

— Как звать?

— Вага, — прогудел дядька.

— Знавал я одного Вагу, прозвище Колеса, разбойник был изрядный, — мимоходом заметил Румата, — так что молчишь, почтенный Вага? Язык проглотил?

— Не я это, — испуганно ответил тот, — обознались вы, благородный дон. Сроду я не разбойничал, зерном торгую, и отец мой зерном торговал, всякий подтвердит.

— Я о другом тебя спросил, почтенный Вага. Я спросил, что с городом.