Голод

– Но не лишай меня удовольствия, цветочек, – продолжает он. – Беги. Возвращайся в свой нищий заброшенный город и живи дальше в своем пустом борделе. Попробуй снова зарабатывать на жизнь, продавая тело мертвецам, и наслаждайся теми крохами заплесневелой пищи, что ускользнули от моего внимания. Я уверен, что ты проживешь долгую и безбедную жизнь.

При этих его словах ненависть во мне поднимается с такой силой, что горло перехватывает. Я смотрю на него. Он стоит слишком близко. Так близко ко мне подходили только клиенты, но совсем с другими намерениями.

Голод старается поймать мой взгляд.

– Нет, ты не сбежишь, – говорит он. – Бегство требует определенного мужества, которого тебе, очевидно, не хватает.

Моя рука взлетает сама собой, прежде чем я успеваю ее удержать, и бьет его по щеке. Чувствую, как горит кожа на ладони от этого прикосновения. Голова Жнеца дергается вбок.

После этого мы оба стоим не двигаясь. Я тяжело дышу, лицо всадника отвернуто в сторону.

Затем его рука медленно поднимается и касается щеки. Он смеется, и от этого смеха у меня волоски на руках встают дыбом.

Он только что убил трех человек, а я взяла и ударила его.

Так быстро, что я не успеваю уследить, он хватает меня за подбородок.

– Глупый маленький цветочек. Неужели ты до сих пор ничему не научилась? – С этими словами он шагает вперед и толкает меня, пока я не впечатываюсь в стену и не оказываюсь опять прижатой к ней. – Может, ты все-таки смелая, раз так испытываешь мое терпение.

Его взгляд опускается на мои губы, и, пока он продолжает свою полную ненависти тираду, я вижу, как что-то мерцает в этих неземных зеленых глазах.

Он встречается со мной взглядом, и между нами пробегает какая-то искра.

– Или, может быть, ты считаешь себя выше наказания.

Не успевает он договорить, как деревянный пол подо мной вздымается, словно муравейник, а затем разлетается на щепки. Из земли поднимается безобидный на первый взгляд стебелек и тычется мне в ногу. Я стараюсь не закричать при виде этого стебля, даже когда он ползет по моей ноге.

– Что ты делаешь?

– Напоминаю тебе, почему не стоит пытаться ударить меня ножом, дать мне пощечину или как-то еще меня задеть.

Побег разделяется надвое, потом натрое, потом на четыре, тянется вверх и вьется вокруг меня. На нем появляются крошечные шипы, которые становятся все длиннее и острее по мере того, как стебель растет. Растение не ползет вверх по моему телу. Вместо этого оно разрастается, окружая меня, словно клетка. Только когда я оказываюсь в ловушке, Голод выпускает меня и отступает назад.

– Ты спасла меня когда-то, поэтому я пощажу тебя – только по этой причине, – говорит он. – Но больше никогда не испытывай мое терпение.

С этими словами он выходит из комнаты, захлопнув дверь.

Я замираю на мгновение, ожидая еще чего-то: что Голод вернется или что эта клетка увянет и засохнет.

Ни того ни другого не происходит.

– Дерьмо! Как же отсюда выбраться-то? – бормочу под нос.

Ответ становится ясен лишь спустя несколько мучительных часов и множество порезов: вот так, и никак иначе.

Глава 15

Я просыпаюсь от криков.

Сажусь слишком резко, и меня слегка покачивает. Держась за голову, моргаю, чтобы прогнать сон. Крики, перемежающиеся слабыми мучительными стонами, не смолкают. Еще раньше, чем я успеваю осознать, что происходит, сердце начинает бешено колотиться.

Несколько секунд я смотрю в окно. Густые серые тучи не пропускают утренний свет. Крики доносятся снаружи, только теперь они начинают понемногу стихать. Кровь по-прежнему стучит в ушах.

Не знаю, как мне удается набраться храбрости, чтобы сбросить с себя покрывало (оно все еще в кровавых пятнах от косы Голода) и соскользнуть с кровати. Я не видела всадника с тех пор, как он оставил меня здесь прошлой ночью, но, судя по звукам, он времени не теряет.

Я обхожу колючий кустарник, который вчера держал меня в клетке, и крадучись подхожу к окну. Там двое людей выбрасывают на задний двор чье-то тело. На земле уже лежат другие тела, некоторые из них еще шевелятся.

Я отшатываюсь, запинаюсь о собственную пятку и падаю на пол.

Приходится медленно дышать через нос, чтобы не вырвало.

В голове всплывают воспоминания: как кромсали ножами Элоа, как кромсали ножами меня. Как люди Голода грубо швырнули мое тело в яму.

Я обхватываю себя руками за плечи. Крики нарастают, и я зажмуриваю глаза, содрогаясь всем телом.

Наступает момент, когда я должна броситься туда, как отважная героиня, и остановить Голода. Но меня парализует страх, и я заново переживаю свою ужасную встречу с всадником.

Я ведь именно для этого согласилась стать пленницей Жнеца – чтобы снова нанести ему удар. Но теперь, когда схватка с ним может многое изменить… я не могу. У меня нет оружия, но даже если бы и было, вряд ли я смогу заставить себя выйти к Голоду. Я вообще не хочу двигаться.

Голод был прав. Мне не хватает храбрости – храбрости хоть как-то противостоять его зверствам.

Сердце застревает у меня в горле, и дыхание учащается: открывается дверь спальни. Входит незнакомый человек.

– Голод хочет видеть тебя, – говорит он.