Голиаф

— Мистер Фрэнсис? — удивилась Дэрин. — Я с ним вот только что познакомился. Он руководил наземным персоналом.

— Не персоналом он руководит, — саркастично поправил Малоне, — а киностудией «Херст-Пате». По крайней мере, так многие думают. — Он придвинулся ближе и вкрадчиво добавил: — Только они того не знают, что настоящая его фамилия не Фрэнсис. А Дифендорф.

Возникла пауза, которую тоненьким возгласом нарушил лори:

— Жестянщики!

— Он германский агент? — спросила Дэрин.

Малоне пожал плечами:

— Родился в Германии, это точно. И что шифруется, это факт!

— Многие из тех, кто переехал на жительство в Америку, действительно меняют свои имена, — заметила доктор Барлоу, постукивая по столу пальцами. — Но опять же, не все в качестве профессии избирают пропагандистские фильмы.

— Точно, — согласился Малоне. — Вам должно быть известно, как Херст в своих газетах и кинохронике поносит Британию, да и дарвинизм тоже. И вдруг ни с того ни с сего он встречает вас с распростертыми объятиями, расшаркивается и любезничает. Не странно?

Дэрин повернулась к доктору Барлоу:

— Нам надо сказать об этом капитану.

— Я сама все должным образом доложу. Мистер Шарп, — ученая леди изящно махнула рукой на чайную утварь, — вы можете все это прибрать, а вас, мистер Малоне, я попрошу пройтись со мной. Если капитан уже закончил свой бенефис, то, может, он уделит нам пару минут. И тогда я попробую донести до него суть вашего довода: не складывать все яйца в одну корзину.

— Мадам, — великосветски сказал репортер, вставая со стула, — я думаю, мы понимаем друг друга. — Дэрин он дружески хлопнул по спине: — А вам, Шарп, спасибо за помощь во всем этом. Нет, правда.

— Рад стараться, — сказала Дэрин, собирая чашки и блюдца и мысленно радуясь: как все-таки удачно, что удалось вот так натолкнуться на ученую леди. Знаменитым Теслой все на борту были словно околдованы, а этот Херст со своими кинокамерами и газетами мог все только усугубить.

Но затем произошло нечто крайне непредвиденное. Когда Малоне отодвигал перед доктором Барлоу стул, лори озорно кинул усы в чайную чашку, вызвав недовольство Дэрин. Она, не раздумывая над последствиями, показала зверку язык.

— Дэрин Шарп, — сказал тот с плеча идущей к двери ученой леди. И был очень даже доволен собой.

ГЛАВА 24

Уильям Рэндолф Херст, безусловно, знал, как принимать гостей. Его столовая напоминала залу средневекового замка, с гобеленами на стенах и фресками из библейских сюжетов на потолке. Люстры были из венецианского стекла шестнадцатого века, но мерцали крохотными электрическими огоньками; мраморный же камин был такой величины, что Алек мог при желании войти в него не нагибаясь. Все это кричаще пестрое и какое-то надерганное, как будто декораторы Херста до этого порыскали по Европе, хватая весь этот антиквариат без разбора и без торга. Обед тем не менее был поистине безупречен. Омар Вандербильт, жареные рябчики с салатом d’Alger, куропатка шофруа, а на десерт сюксе де глас в форме Гранд-Отеля. По сути, это была первая приличная трапеза, которую Алеку довелось вкушать со дня побега из дома. Бовриль пунктуально отведал каждое блюдо и теперь, свернувшись клубком, дремал на высокой спинке стула хозяина, хотя ушки у него были по-прежнему навострены и временами подергивались.

Официальные обеды и ужины с родителями Алек терпеть не мог, но здесь все обстояло совсем по-иному. Ребенком ему не позволялось и слова вымолвить, едва речь за столом заходила о политике; здесь же он был в центре дискуссии. За столом на тридцать персон Алек сидел от мистера Херста по правую руку. Тесла сидел по левую, рядом с ним капитан, а дальше по убывающей тянулись офицеры «Левиафана». Доктор Барлоу с уязвленным видом сидела на дальнем конце стола с прочими дамами — одна репортер, остальные киноактрисы. Перед обедом Алеку устроили с ними знакомство под объективами кинокамер; жужжащим машинам актрисы улыбались как старым друзьям. Дэрин как простому члену экипажа путь сюда был, разумеется, заказан.

На завершающей фазе трапезы мистер Херст высказал свои взгляды на войну:

— Вильсон, разумеется, сплотится со своими британскими друзьями. Он не будет протестовать, если королевский флот блокирует Германию. Но если германские субмарины сделают что-либо подобное с Британией, он покажет характер!

Алек кивнул. Президент Вильсон, насколько помнится, с Юга и дарвинист по воспитанию.

— Но он заявляет о своем стремлении к миру, — заметил граф Фольгер. Он сидел напротив старшего офицера «Левиафана», достаточно близко для участия в беседе. — Вы ему верите?

— Разумеется, граф. Единственно приличная в этом человеке черта — это то, что он желает мира! — Херст всадил в свой десерт ложечку. — Представьте, что будет, если изберут этого ковбоя Рузвельта. Да наши парни будут там уже назавтра!

Алек мельком глянул на капитана Хоббса, который с вежливой улыбкой кивал. Сомнения нет, британцы, если им удастся это как-то обставить, будут рады, чтобы американцы дрались на их стороне.