Три обещанных Лешей дня прошли, за ними потянулась новая неделя. Голодные, озверевшие мужики пытались самостоятельно устроиться на соседнюю стройку, но чернолицый прораб - или как это здесь у них называется - даже не стал разговаривать с худосочными грязными людьми, одетыми в старенькие спортивные костюмы.
У Семена совсем сдали нервы, он плакал, как девочка, а между всхлипами колотил в и без того хлипкую стену барака.
Голев держался только благодаря самодисциплине и... подаяниям, которые случались время от времени. Он не стоял с потертой кепчонкой в руках на центральной площади, зато ему отчего-то везло на сердобольных дамочек постбальзаковского возраста. Одна такая тетенька, в седеньких локонах и золотых сережках, оттягивавших уши к плечам, даже всплакнула, глядя, как Голев уписывает недоеденный ею бифштекс, и, к неудовольствию вылощенного официанта, заказала for poor boy рюмку портвейна "руби" с изюмным, протяжным вкусом.
Если б Голеву показали эту сценку полгода назад, он бы не поверил, что способен на такое. Но вечный, пожирающий внутренности голод не считался с моральными установками и гордостью, которая, как ни странно, никуда не делась - именно она, наверное, и подкупала добрых богатых дамочек, обедающих в открытых ресторанах. Голев выглядел не жалко, а трагически, и сердобольные, недолюбленные дамочки это чувствовали. Та, с портвейном, потом дала ему пятитысячную бумажку, и он несколько дней питался как человек.
На работу уже никто не надеялся. Леша пропал, в Мафре они жили целый месяц.
- Хорошо, что хоть паспорта они у нас не забрали, - заметил как-то вечером Александр. Голев вдруг схватился за голову и начал вытаскивать паспорт из кармана. Потом отшвырнул книжечку в сторону.
- Ты чего? - вяло спросил Семен.
- Виза заканчивается через день! Нам отсюда не выбраться ни при каких обстоятельствах! И работать нас никто не возьмет с просроченной визой!
На этих словах в комнату вошел комендант барака и сказал на крайне скверном русском - казалось, что ему нравится его коверкать:
- Ви должать деньги за проживание. Через завтра ви ехать аут! Ваш босс платить половина и не платить еще половина. Андестуд?
Все посмотрели на Голева, и он кивнул, что понял. Все поняли.
- Но я иметь вам дать работа, - у коменданта вдруг заблестели глазки, - ми можем купить ваша хорошая почка для наших плохих больных! Очень дорогая почка! Хорошая питания, отдыха, потом ми купаем ваша почка, и вы ехать аут! Росия! Руски почка - карошая!
Голев так и сел.
- А сколько стоит это, если я вам продам почку? - угрюмо спросил Семен.
- О-о! - обрадовался комендант. - Я только связую вас с интересными в этом вопросе людьми, это можно завтра! Кто хотеть продавать почка?
Семен поднял руку, как в школе, в первом классе. За ним - Миша, его земляк.
На другой день они оба исчезли, зато появился Леша.
- У нас кончилась виза, - вежливо сказал Голев, хотя его покрыли боязливые мурашки.
- Завтра выходим на работу. - Леша прошел к опустевшей кровати друзей-харьковчан. - Сблызнули? Ну ладно, вам теперь больше достанется... Так, слухайте сюда! Работа на стройке, два раза кормят, зарплата идет первый месяц за жилье.
- Чего? - взвыл Александр.
- За жилье, - повторил Леша, снимая в первый раз свои очки, и все убедились, что лучше бы он этого не делал - глаза у Леши были желтого цвета и цеплялись с двух сторон к переносице. - Мы должны много денег местным представителям. Приехала еще одна группа, шесть человек, вам придется потесниться. Все, завтра подъем в семь ноль-ноль.
Как только за Лешей закрылась фанерная дверь, мужики потянулись во двор курить, а Голев начал запихивать свой скудный скарб в рюкзак. Запасные штаны, смена белья, носки, зажигалка, Цвейг, конверт с Танькиными и детскими фотографиями, куртка, часики мамы Юли... Некурящий Александр смотрел на него измученными глазами:
- Ты куда?
- В Лиссабон. В посольство пойду наше.
- Нужен ты там кому-то. У этих все повязано.
- Ну и что!
- А домой ты с чем приедешь? - Александр взял в руки Цвейга и взвесил на ладони. - С книжечкой? Дети твою книжечку кушать будут?
Голев отобрал у хабаровчанина Цвейга, сунул обратно в рюкзак. Через минуту он шагал к железнодорожному вокзалу города Мафры и думал о том единственном, что может помешать ему вернуться. Долг Ишмуратову... Семьсот долларов с процентами.
Билет до Лиссабона с пересадкой в Синтре стоил почти пятьсот эскудо. Спасибо очередной доброй туристке, Голев мог себе это позволить. Поезд опаздывал, на здании вокзала, целиком одетом в бело-синие изразцы, часы показывали уже семь лишних минут. Люди толпились на перроне - обычная толпа в ожидании, Голева уже совершенно не интересовало, кто тут португальцы, кто туристы. Наконец примчался поезд - старый, маловагонный, и Голев запрыгнул в вагон второго класса.
В Синтре нужно было переждать час, и Голев просидел все это время в вокзальном буфете, где наедались какие-то шумные немцы - ели сандвичи (Голев сглатывал слюну, представляя себе бочок батона, повлажневший