Но, однако ж, против церкви не попрешь! Нажалуется епископ Папе — враз отлучат! Это, конечно, не конец света, но очень неприятная ситуация. Герцог наморщил лоб в последней попытке найти компромиссное решение, а я, сжав "гранату", начал озираться в поисках ближайшего источника огня. Помирать — так с музыкой! И тут из-за кресла Людвига выступил парень лет двадцати на вид, судя по всему — один из приближенных герцога:
— Ваша светлость! Я готов на Божьем Суде доказать виновность этого еврея! — приняв напыщенную позу, заявил он.
Блин, это еще что за хрен собачий появился на мою голову? Совсем безбашенный, судя по всему — епископ же прямо объявил, что я страшный еврейский колдун, связанный с сатаной! И после этого он решается бросить мне вызов? Только законченный фанатик на такое способен! А герцог-то как оживился! Еще бы — теперь можно переложить ответственность за решение на другого, а самому остаться "чистеньким" и с прибытком в любом случае. Да еще и развлечься! Соответствует ли такой поединок всем тонкостям рыцарских и церковных обычаев его, разумеется, нисколько не интересовало. Поэтому, остановив движением руки пытавшегося возразить что-то епископа, Людвиг с притворным беспокойством осведомился у инициативного дебила:
— Генрих, ты хорошо подумал? Ты же еще так молод!
— Ваша светлость, мой сеньор, во имя Господа я готов на все! — подтверждая мои худшие подозрения, пафосно воскликнул тот. Настоящий моджахед, блин!
Герцог встал и сделал официальное лицо. Все присутствующие тоже встали.
— Правом, дарованным мне Божьей милостию и подтвержденным императором Священной Римской Империи Оттоном Четвертым, я, Людвиг Первый, сын достославного Отто, герцог Баварии, маркграф Кельхейма, - тут последовало долгое перечисление всех "должностей", в которых я сразу же запутался, — постановляю: решить посредством судебного поединка вопрос о виновности еврея по имени Ариэль в колдовстве и служении диаволу. От имени обвинения будет сражаться достославный рыцарь Генрих фон Везель, вызвавшийся добровольно. Еврей Ариэль! Будешь ли ты сражаться сам или выставишь защитника?
Я, загипнотизированный размеренной речью герцога, встрепенулся. Какой, нафиг, защитник! Где я его возьму? Ни один рыцарь ни за какие деньги не согласится выступить против мнения епископа! Но мне тоже нельзя сражаться! Даже самый неумелый рыцарь вмиг нашинкует меня, как мясник колбасу! А этот Генрих, хоть и молод, впечатления неумелого не производит!
— Сам, ваша светлость! Только я не умею сражаться мечом! — поняв, что не отвертеться, сделал попытку хоть как-то уровнять условия. Безуспешно!
— Но я вижу секиру на твоем плече! Ей и будешь биться! Решено! Еврей Ариэль сражается своей секирой, рыцарь Генрих — своим мечом. Без другого оружия и доспехов! Так будет справедливо! — в предвкушении знатной потехи герцог чуть ли не потирал руки. Тут и до остальных дошло, что это будет за зрелище, и зал заметно оживился. А я понял, что на этот раз попал по-настоящему!
— Но если во время боя запахнет серой или проявится другое колдовство — еврей будет признан побежденным и немедленно убит! — забил последний гвоздь в мой гроб злобный епископ.
— Да, это справедливо! — поддержал его герцог. — Назначаю проведение суда на послезавтра, в полдень, напротив ратуши!
Вот так. Жить мне осталось ровно два дня!
— Ты владеешь секирой? — спросил Цадок на обратном пути.
— Нет, конечно!
— Что же ты будешь делать, Ариэль?
— Подыхать! — ответил я и добавил еще пару соответствующих слов по-русски. А что можно сделать? Бежать? В одиночку, может быть, и удастся, несмотря на то, что герцог приказал следить за мной, но тогда судьба общины предрешена. А у меня есть подозрение, что в случае смерти моего здешнего тела сознание просто вернется в исходное навсегда. К сожалению — это всего лишь подозрение… Но, в любом случае, никуда я не побегу!
Дома я пригласил приказчика, который, по словам купца, сносно владел мечом, и устроил с ним тренировочный спарринг. Я с секирой, он с мечом. Результаты были предсказуемые, хотя и слегка лучше, чем я ожидал. То ли сказалось владение техникой рукопашного боя с винтовкой, которому нас учили когда-то на курсе молодого бойца, то ли просто мое здешнее тело было сильным и быстрым, но в первом спарринге мой противник "убил" меня только с третьей атаки, а во-втором — аж с четвертой. Это означает, что секунд пятнадцать-двадцать я продержусь: рыцарь, хоть и наверняка гораздо лучше подготовлен, чем приказчик, вначале, не зная меня, будет осторожничать. Но после этого все равно убьет! Эх, зачем епископ встрял в конце? За два дня можно было бы много чего придумать! Даже одноразовый пистолет скрытого ношения! И порох, само-собой! Но любое действие будет замечено! Или не любое? Сумасшедшая идея вдруг осенила меня!