Голем 100

— Почти. Терпение, Шима, малыш. Терпение. Твоя сенсорная программа настроена?

— Угу. Все пять датчиков уже ведут отсчет.

Пять? Для пяти чувств? Но субадар Индъдни,

кажется, сказал...

— К черту субадара. Я проверяю все: зрение, слух, осязание, обоняние, вкус. Нас в Техноложке учили, по­мнишь? Ничего не принимать на веру.

— Весьма болезненное воспоминание. А электро­ды закреплены надежно, я хочу сказать — накрепко?

— Ей их ни за что не сбросить.

— А она знает программу? Не впадет в панику при толчке?

— Я предупредил. Она все знает. Не волнуйся... Гретхен могла бы породить новое оледенение своим несокрушимым хладнокровием...

— Лады. — Лейц нажал на клавишу. — Останавли­ваем погружение. Больше трехсот метров.

— Хорошо, хоть море спокойное.

— На этой глубине твоя девочка не поняла бы, если бы наверху бушевал тайфун.

— Неплохо устроились вы, пижоны из ДОДО.

— Хочешь дать ей знать, что начинаешь, Шима?

— Нет, это не предусмотрено программой. Она там, в глубоких синих водах, сама по себе.

— Там, где она сейчас, глубокие черные воды. Де­вочка так отрезана от всего сейчас, как никогда.

Шима кивнул, перекинул рычажок, и по экрану по­шли данные, исчерпывающе описывающие состояние Гретхен.

— Шима, что это за фигня?

— Распечатка данных о метаболизме, Люси. Пульс. Температура. Дыхание. Напряжение. Тонус. И т. д. И т. п.

— В десятичном коде? Десятичном! Вот это рух­лядь!

— Да, это старая-престарая программа, которую я откопал в библиотеке «ФФФ». Ее легче и быстрее всего было приспособить под эти испытания. Любой уважаю­щий себя компьютер может перевести десятичный код в двоичный, если мне потребуется.

— А старая программа тоже была сделана под сен­сорный эксперимент? Определяли, как и почему поку­патели нюхают духи «ффф»

— Да нет же, ее делали под расчет вероятности появления двой-, трой- и вообще п-няшек — заказ отде­ла сбыта. Если написать дельную программу, Люси, то ее можно приспособить почти подо все. Ты же это зна­ешь. Из мышей, и ракушек, и зеленых лягушек — вот из этого сделан компьютер!

— Как вам ученым чудакам весело живется!

— Ах вот как, ученым! А вы, извиняюсь, кем буде­те, доктор Фридрих Гумбольдт Лейц?

— Я, сударь... простой Untersee Forshcungsreisen- de[75]. И, кстати, знаю, как это пишется.

— А вам зиг-хайль от всей души!.. Для начала я врежу по ней звуком — нужно проверить, возможно, слух у нее тоже из вторых рук. Индъдни считает, что это важно, хотя и не сказал, почему...

Шима с недоумением глядел на распечатанные ре­зультаты проверки реакции Гретхен на звуковые раз­дражители.

Наконец Лейц не выдержал:

— Ну что?

— Черт знает что, — медленно заговорил Шима. — Слышать-то она слышит, но у нее очень низкий количе­ственный порог. Другими словами, она услышит отда­ленный гром, но ничего не услышит, если громыхнет у нее над головой. Услышит шепоток канарейки, но не рев морского слона. Прямая противоположность обычной глухоте.

— Поразительно. А знаешь, Шим, возможно, гос­пожа Нунн — это новый скачок эволюции.

— Как так?

— Соль выживания вида — в умении приспосо­биться. Почему проиграли борьбу инстинкты? Из-за не­податливости натиску перемен.

— Не спорю.

— Среда нашего обитания радикально измени­лась, — продолжал Лейц. — Одно из изменений — по­стоянные ударные воздействия на наши органы непере­носимых зрелищ и звуков. Потому так много шизиков в психушках — тысячи и тысячи людей, отвергших неве­роятную реальность происходящего. — Лейц задумал­ся. — Иногда мне приходит в голову, что психи не они, а мы — кто продолжает все это терпеть.

— А Гретхен из отвергших?

— Нет, она из приспосабливающихся. Матушка- Природа постоянно подталкивает все виды к высшему пику их развития, и человека в том числе. Сожалею, но мы с тобой еще далеко от вершины.

— Эй, Люси, полегче по части клеветы. Я тут все записываю на пленку.

— Мать-Природа, блестящий импровизатор, ста­рается породить улучшенный человеческий вид, при­чудливо приспособив его к меняющемуся окружению. Еще толчок к вершине — и вот вам твоя девочка, Грет­хен Нунн. Она научилась противостоять воздействию разрушительных зрелищ и звуков.

— М-м-м... Пик творения... Может, ты и прав, Лю­си. Ты безусловно прав, что я и близко к нему не подо­брался. Но Гретхен? Не знаю. Знаю лишь, что, близко или далеко от него, она единственная в своем роде.

— Полностью согласен. Вопрос лишь в том, по­длинная ли это мутация, то есть передается ли по на­следству. Ты что-нибудь делаешь, чтобы это выяснить?

— Меня отражают противозачаточной таблеткой, — засмеялся Шима. — Ладно, хватит трепаться. Нехорошо заставлять даму ждать. Проверю теперь вкус и обоня­ние... Вот это выброс! Индъдни прав. Малышка все мо­жет — и на нюх, и на вкус!

— Чем ты ее шарахнул, Шим?

— H2S. Сероводород.

— Что? Тухлыми яйцами?

— Ага.

—

— Это, сударь, составляет жестокое и выходящее за рамки общепринятого наказание, особо поставлен­ное под запрет Конституцией Соединенных Штатов.

— Она подготовлена к тому, чтобы ожидать самого худшего.

— А это что за мерзость? — хмыкнул Лейц.

— Теперь бедняжку штурмуем грязным и подлым образом — страхом, который присущ всем.