Голем 100

— Нет. По правде сказать, я механически перекла­дываю все с места на место. Я ведь все еще по уши в неприятностях. Знаешь, Гретхен, наверное, мне стоит отпроситься сегодня.

— Лучше не придумаешь. Прими заказ на два обе­да. Никаких шалостей: нужно держать военный совет. Мы оба по уши в неприятностях.

* * *

— Ты мне все рассказала?

— Да, Блэз, полностью.

— Ничего не упущено по недосмотру или пере­смотру?

— И даже посредством ясновидения. Я оперирую фактами, парень.

— И я тоже, госпожа, но я химичу, а ты интуичишь; стало быть, я мозгую, а ты нутром чуешь.

— Хочешь сказать, что я мыслю кишечником?

— Именно. Ты же не можешь не сознавать, что сначала ты чувствуешь решение своей проблемы. Лишь потом твой могучий ум возводит строение из до­казательств.

— А ты работаешь иначе?

— Прямо противоположным образом. Обнаружив факт, я стараюсь перевести его в ощущение — так я создаю духи.

— Тогда разъясни мне, могутный созидатель, что такое Летальный-Один — факт или ощущение?

— Может быть и любовной горячкой в чистом ви­де. Послушай-ка, если мы открываем военный совет, то, будь добра, слезь с меня.

— Да, ты лучше соображаешь в вертикальном по­ложении.

— Как ты до этого додумалась? Психодинамика по­могла?

— Я знаю, как ты занимаешься любовью.

— Это оставляет мне почву для сомнений. Но кро­ме шуток, Гретхен. Я хочу поразмыслить всерьез.

— Продвигайся с осторожностью.

— Мы должны бы ненавидеть друг дружку.

— Да? Почему же?

— Потому что мы совершенно по-разному мыс­лим. Ты ориентирована на психику, а я на химию. Мы на разных полюсах. Это же помогает нам идеально рабо­тать в одной упряжке. Я назвал бы нас « психемо»... Чему ты смеешься?

— Я только что надумала несколько оскорбитель­ных терминов из двадцатого века, которые могут быть приложены к нам.

— Попрошу меня не шокировать.

— Никогда в жизни, Блэз!

— Постоянно, Гретхен!

— Только в профессиональном смысле.

— Да? А кто еще этим утром сказал насчет никаких шалостей? Так говорить о любви!

— А кто забыл доставить два обеда?

Шима помедлил, после чего буркнул:

— Мой закадычный друг, господин Хоч.

Гретхен стала серьезной:

— Так его, молодец. Слава Богу, что ты можешь об этом шутить.

— Юмор висельника. — В ответе Шимы и этот юмор отсутствовал.

Они опять помолчали. Наконец Шима встретил грудью шквал смертельного свинца.

— Думаешь, вся эта заваруха связана с господином Хочем?

— Думаю? Знаю наверняка. Иначе и быть не мо­жет.

— Нутро чует?

— Да.

— Значит, мы не в силах отринуть эту заморочку со скелетами как еще один изврат Гили и на этом успоко­иться?

— Ну подумай сам! Присмотри, что на нас висит. Я — главный подозреваемый по делу Летального-Один. Более того, уж по делу — не подкопаешься.

— Не Летальный-Один. Летальный-Законный.

— Ну какая разница? Обе наши карьеры повисли на волоске. — Гретхен тяжело вздохнула. — Даже если я оправдаюсь за этих Летальных перед Индъдни, события станут достоянием общественности, и я потеряю дове­рие — я же гарантировала конфиденциальность, это немалая доля моей репутации. Индъдни придется выне­сти на люди и участие господина Хоча, и где окажется тогда твоя карьера?

Шима задумался.

— Ты права. Куда ни кинь, всюду клин. Но поверь мне, Гретхен: я готов предстать как господин Хоч, если без этого тебе не выкрутиться.

Гретхен поцеловала его в затылок.

— Что я в тебе люблю, Блэз, так это •— как ты мне нравишься! Такой славный парень... Благодарю за пред­ложение, однако правда о Хоче не даст ответа на все вопросы Индъдни. Не забывай об этих треклятых ске­летах.

— Я бы забыл, если б смог. Но разве теперь это не забота субадара? При чем здесь мы?

— Неверно. Они — все еще наша забота. Кто сделал это с громилами? Как? Почему? Повторится ли такое? Все это — проблемы Индъдни, да, но ответь мне на такой вопрос: кому предназначалось стать этой жертвой, тебе или мне?

У Шимы отвисла челюсть.

— Ты хочешь сказать, что быдлонов разделали по недосмотру?

— Ну. Целиться могли в нас. А если это так, повто­рится ли попытка и как нам отбиться? — Гретхен пере­косилась. — Нужно придумать, как нам обороняться, только не спрашивай меня, от чего.

Шима нахмурился.

— Тогда отводим войска и перестраиваем ряды. Индъдни упомянул о других злостных зверствах?

— Да.

— Не уточнял?

— Он сказал, что сообщений не делалось, потому что они были неправдоподобно outre.

— Должна быть небывалая чертовщина, — покачал головой Шима, — чтобы в нынешней жизни Гили это сочли outre.

— Он дал мне понять, что это было хуже, чем слу­чившееся здесь.

— И ты не представляешь, что же здесь случилось?

— Ни малейшей зацепки.

— Ты надежно заперла дверь после моего ухода?

— Да.

— Так как же, помилуй Бог, он попал внутрь? Иисус-Мария и святой Иосиф! Непостижимо! Ты ниче­го не видела?

— Ничего.

— Значит, ты не могла видеть его глазами. Значит, он слеп. Невероятно!

— Он или она... — Гретхен осеклась. — Слепой? Не знаю, но чувствую я что-то другое.

— Чувствуешь... Ты ничего не почувствовала, ког­да ждала Убийственников?

— Ничего. Я... постой, на мгновение потянуло хо­лодом, но я была почти раздета, да и все мы привыкли к