И всяко как есть – других дум не шло. Так и воротился Малюта во двор Кремля да неспешно брёл, всё собираясь, как бы царю доложить скверные домыслы о любимце его белолицем, чернобровом. Проходя мимо крепостной стены, Малюта приметил две фигуры, которым утренние, нежные тени даровали свой покров.
То были Иоанн и Фёдор. Опричник спешно подался вперёд. Его фигура, облачённая в красный расшитый кафтан, быстро промелькала через три проёма. В то же время как царь неспешно и величаво шёл прежнею поступью. Верно, Басманов оглянулся посмотреть, сколь отстал его владыка, но заместо того приметил Малюту. Фёдор опёрся руками о каменные своды и, повернувшись к государю, верно, бросил пару слов, после чего Иоанн обратил взор вниз, во двор.
Григорий тяжело вздохнул, едва заметно мотая головой:
«Нет… нынче нету в том никакого смысла… Царь-батюшка и слушать не станет…»
Глава 10
Улыбка занималась на устах владыки.
– Славно, славно, – молвил царь, с видною усладой потирая руку об руку.
Князь Вяземский низко поклонился, и вздох облегчения сорвался с его уст, ибо государь явно доволен был его докладом. Штаден стоял несколько поодаль, но к немцу также относилась та похвала.
– Мудрость твоя, государь, – молвил Вяземский, – в том, что избрал ты англичан в друзья нам.
Иоанн глубоко вздохнул, и тревоги, и смуты отступили от лика его. К трону приблизился Фёдор Басманов, подавая чашу сладкого вина. Опосля он обошёл залу, предавая питьё князю Вяземскому и Штадену. За окнами давно опустилась тёмная ночь. Холодало уже знатно. Осень давала всё боле знать о себе, опускаясь холодным, тяжёлым дыханием по земле. Укрыв собою и двор, и стены, лишь факелы во дворе дышали пламенным светом, вырывая из объятий тьмы куски двора. И покуда мрак царил снаружи, внутри в ясных палатах разливался свет огня. Молчание, что повисло меж государем и опричниками, не было тягостным. Слуги верно чуяли добрый дух своего владыки.
– Значит, быть по сему… – протянул Иоанн, поглядывая на тёмную влагу, что билась о хладное злато чаши.
Не успел владыка испить, как у порога явился холоп. Снявши шапку, он принялся бить поклоны.
– Кого это несёт на ночь глядя? – молвил Фёдор, оглянувшись через плечо.
Явившийся князь Бельский предстал пред царским троном. Палаты безмолвствовали, ежели не считать покорного эха, которое вторило каждому звуку. Иван терпеливо ожидал явления владыки, ведь царь призвал его к себе нынче, и что же? Трон пустовал, как и вся палата с её сводами. Бельский неладное почуял, как въехал во двор Кремля. Иван не мог сказать, что именно пришлось не по сердцу, но сейчас смутные предчувствия лишь подтверждались.
Никто не вышел встретить князя по приезде, никто не ждал его в палате подле трона, и верно, как думалось Ивану, никто и не спешит к нему навстречу. Тем не менее князь исполнился смиренного терпения. Уж прошло долгое время, как он заслышал чьи-то спешные шажки в коридоре. Измаявшись унизительным ожиданием, князь окрикнул холопа.
– Эй, погоди-ка! – бросил князь.
Парнишка, заслышав зов, замер да оглянулся на Бельского.
– Не ведаешь, где же нынче великий государь? – спросил Иван.
Мальчишка, прежде чем дать ответ, оглядел князя с ног до головы.
– Неведомо мне, боярин! – молвил мальчуган, с чем и был отпущен.
Занимался славный, безоблачный день. Холода всё крепчали, и этой ночью первые заморозки сковали тонким льдом лужицы да спокойные пруды. В такое утро князь Бельский явился в Александровскую слободу. Ворота ему отворили, и конюшие приняли его лошадь. Люд здешний был много боле оживлён. На сей раз, супротив приезда в Москве, к князю вышли навстречу. Иван сразу узнал рыжебородого Малюту. Отдавши поклон, Григорий оглядел гостя.
– С чем же пожаловал, да в такую рань, княже? – вопрошал Скуратов.
Бельский слабо ухмыльнулся, попросту не веря, что один из ближних царских бояр не ведает об этом.
– Великий царь сам призвал меня, – молвил Бельский, доставая из-за пазухи сложенный указ.
– Оно что… – протянул Малюта себе под нос да почесал затылок, даже не беря указ в руки.
Бельский убрал послание от государя, видя, что опричник даже не удосужится прочесть. Меж тем, верно, самого Малюту занимали его собственные думы, да притом презабавные. Григорий и впрямь не стал и глядеть писаное, завидя сразу – то не был почерк государя, подпись и печать ставил точно не Иоанн. Скуратов ухмыльнулся, пожав плечами.
– И что же, с самой Москвы сюды ехал? – вопрошал Малюта, и разыгралось в глазах его жестокое лукавство.
– Из Новгорода во столицу, а уж с Москвы сюда, – холодно ответил Бельский.
– Ну, всяко – не поспел ты, – просто ответил Скуратов, пожав плечами. – Нынче владыки уж и в Слободе нету. Ещё с утра был, а нынче нету.
Бельский глубоко вздохнул, едва заметно поджав губы, и на сём всё – боле не казал никак нраву своего.
– А где же ныне государь? – спросил Иван.
– Да как же, где-где? – с усмешкой молвил Григорий. – С любимцами своими, с Басмановыми.
– А где же нынче Басмановы? – всё вопрошал Бельский.
– Поди знай, – пожал плечами Малюта.
– А воротятся когда? – молвил Иван.