Все это необходимо помнить при чтении мемуаров Анненкова, так как они не просто фиксируют виденное и слышанное, но являются вместе с тем и попыткой критического осмысления личности и творчества Гоголя. Однако именно эта сторона работ Анненкова более всего уязвима. Там, где автор стоит на почве фактов, — его рассказ интересен и ценен. Но как только Анненков начинает анализировать и обобщать эти факты, повествование его облекается либеральным туманом, выводы становятся неопределенными и часто — неправильными.
Анненков начал свою литературную деятельность в 40-е годы. Он был тогда в дружеских отношениях с Белинским, сотрудничал в «Отечественных записках» и «Современнике», но в 50-е годы, в условиях обострившейся классовой борьбы и резкой поляризации общественных сил, Анненков занял враждебную позицию в отношении революционно-демократического лагеря. Вместе с Дружининым и Боткиным Анненков образует идейный центр дворянского либерализма в борьбе против «партии Чернышевского».
Эстетические позиции Анненкова определяются его враждебным отношением к прогрессивным, демократическим силам русской литературы, и в частности — к гоголевскому направлению.
Он ненавидит «дидактизм» в поэзии, разумея под ним проявление передовой общественной тенденции, и отказывает «простонародной жизни» в праве быть предметом подлинного искусства. Он с горечью жалуется Фету на исчезновение поэтической струи в европейской литературе и винит в этом «проклятую политику».
Анненков считал себя человеком духовно близким Гоголю. Но в действительности он был бесконечно чужд идейному пафосу его великих произведений и оказался не в состоянии понять историческое значение его творчества.
В воспоминаниях содержатся страницы, посвященные исключительно важной теме — истории взаимоотношений Гоголя и Белинского. Анненков был одним из очень немногих современников, находившихся в дружеских связях с этими, по выражению Добролюбова, «литературными вождями» своей эпохи. Фактические сведения, сообщаемые мемуаристом, в высшей степени интересны. Но Анненков не понимал исторического смысла деятельности Белинского, как зачинателя революционно-демократического движения в России, и допускал грубейшие извращения в оценке его личности и деятельности. Он не мог верно раскрыть и принципиального значения борьбы Белинского за Гоголя.
В личной и писательской биографии Гоголя большое место занимали его отношения с Аксаковыми, М. П. Погодиным, С. П. Шевыревым, А. С. Хомяковым, Н. М. Языковым.
Различные эпизоды из истории этих отношений освещены в воспоминаниях Н. В. Берга, И. И. Панаева, П. В. Анненкова, М. П. Погодина и его сына — Д. М. Погодина, О. М. Бодянского и наиболее полно — у С. Т. Аксакова.
Из всех мемуаристов, представленных в настоящей книге, С. Т. Аксаков был несомненно ближе всех знаком с Гоголем. Их знакомство началось в 1832 году и продолжалось двадцать лет.[31] Частые встречи с писателем, беседы, споры, интенсивная переписка — все это давало обильный материал для воспоминаний.
«История моего знакомства с Гоголем» выделяется среди многих других мемуаров разнообразием фактического материала. Многие черты облика Гоголя обрисованы Аксаковым ярко и талантливо. С. Т. Аксаков имел в виду не только воссоздать обстоятельства жизни Гоголя, но и раскрыть внутренний его мир — мир писателя и человека, хотя в решении этой последней задачи Аксаков в значительной степени потерпел неудачу.
Анализируя «Семейную хронику» и «Детские годы Багрова-внука», Добролюбов отмечал органически свойственный Аксакову, как художнику-мемуаристу, недостаток: субъективизм. Он писал, что «…талант г. Аксакова слишком субъективен для метких общественных характеристик, слишком полон лиризма для спокойной оценки людей и произведений, слишком наивен для острой и глубокой наблюдательности».[32]
Эта оценка Добролюбова вполне приложима и к «Истории моего знакомства с Гоголем», являющейся, в сущности, заключительной частью автобиографического цикла С. Т. Аксакова.
Воспоминания Аксакова о Гоголе содержат, как уже отмечалось, большой и интересный фактический материал. Но общее восприятие личности и творчества великого русского писателя у Аксакова субъективно и односторонне. И это обстоятельство лишает возможности пользоваться его мемуарами как вполне надежным, достоверным источником. Сказанное особенно важно иметь в виду при чтении тех страниц воспоминаний, которые посвящены отношениям писателя с его так называемыми «московскими друзьями» — отношениям, представляющим существенную и недостаточно изученную проблему гоголевской биографии. Вот почему на «Истории моего знакомства с Гоголем» необходимо остановиться подробнее.
Александр Иванович Герцен , Александр Сергеевич Пушкин , В. П. Горленко , Григорий Петрович Данилевский , М. Н. Лонгиннов , Н. В. Берг , Н. И. Иваницкий , Сборник Сборник , Сергей Тимофеевич Аксаков , Т. Г. Пащенко
Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное