ГОГОЛЬ-МОГОЛЬ

– Как у Леонардо. По меньшей мере.

Самозванный Леонардо был еще более не настоящий, чем упомянутые прежде Пушкин или Николай Второй.

Те хотя бы не настаивали на своем присутствии. Промелькнут рядом, взволнуют мыслью об ином веке, и растворятся вместе с городской пылью.

А этот по любому поводу принимает торжественный вид. Другой на вопрос о планах скажет «не знаю» или «есть дело», а он так ответит, что спросивший поперхнется.

– У меня важная политическая встреча.

И еще застынет, будто в игре «замри!», а потом долго не переменит позу.

Как бы такой ленивый памятник. Только и умеющий, что простирать вдаль руку и выпячивать живот.

Случается, и взорвется. То есть из состояния умиротворенного перейдет к неожиданной активности.

Казалось бы, о чем ему волноваться, а он буквально мечется по мастерской.

– Не будешь рисовать Ленина, - кричит он сыну, - никогда не станешь человеком.

Как вы догадались, лауреат ошибся. Если кто и вспомнит его «Теркина», то через запятую, в одном ряду с другими подобными творениями.

Была, мол, такая картина. Симпатичный парень улыбался от уха до уха, но особых живописных достоинств как-то не наблюдалось.

Так что Альфред Рудольфович еще молодцом. Точно знает, что он не обманывает ни других, ни, главное, самого себя.

Об обидах и сделанной вещи

Чаще всего художники разговаривают на особом языке. Кто-то посторонний услышит и пожмет плечами.

Это они о чем? Если об этой картине, то отчего не отметят, что им нравится тот или иной персонаж?

Нет, говорят о своем. Ткнут пальцем в какой-то фрагмент: «Как горит-то, - видите? Хорошо!»

И Альфред Рудольфович тоже порой что-то особо отметит. Иногда вызовет жену с кухни, чтобы похвастаться удавшимся бликом.

И на самом деле получилось. Иногда по три дня ждешь такой удачи. Ходишь вокруг да около, а все не можешь поставить последней точки.

Если и был чем-то доволен, то этой точкой. Пусть и ничтожная подробность, но больно хорошо вышла. И Серов не отказался бы от такой детали.

Каково же потом рисовать заново. Пытаешься что-то сделать в том же духе, а уже не выходит.

Так бывает обидно, что и не передать. Тот блик претендовал стать чуть ли не центром картины, а этот не претендует ни на что.

Попереживаешь и успокоишься. Тогда рефлекс удался, а теперь вышла светотень.

Альфред Рудольфович придумал для себя оправдание. Всякую переделку рассматривал как повод для новых решений.

Не блик, так светотень. Не светотень, то какой-нибудь неожиданный ракурс.

Не со всяким персонажем можно так обращаться. Существуют герои, которые и в случае необходимости ни за что не переменят позу.

Правда, и художник должен стоять на своем. Или пишешь поверху другую работу, или оставляешь как есть.

Вот Павел Филонов и сам человек крайний, и в живописи не терпел компромисса.

То, что для мастеров прошлого называлось картиной, для него было - «сделанная вещь». То есть нечто такое, что невозможно переделать.

… и Ленин

Альфред Рудольфович знал человека на купюре. Когда вождь выступал с балкона особняка Кшесинской, художник находился среди публики.

Только нелюбопытные люди движутся по заданной орбите, но Эберлинг всегда попадет куда не надо. Он и сейчас шел прогуляться, а вдруг примкнул к толпе на Троицкой площади.

Вообще-то Ленин его интересовал постольку-поскольку. Все же тогда ему позировала Кшесинская. Потому и простоял битый час, что сильно удивился перемене декорации.

Немного приревновал к хозяйке особняка. Чересчур свободно вел себя выступавший. Как бы показывал, что в отдельно взятом доме он уже получил власть.

Альфред Рудольфович тоже выходил на этот балкон. Правда, курил и наблюдал за жизнью улицы, а не призывал к свержению правительства.

После революции во всех анкетах непременно упоминал о митинге. А еще на словах добавлял, что, когда берется рисовать Ленина, всегда начинает с этих воспоминаний.

Нельзя сказать, что особенно лукавил. Ему в самом деле хотелось почувствовать себя моложе. Пусть и в толпе на площади, но все же сорокапятилетним.

Хорошо быть известным художником в расцвете сил. Когда случится непредвиденное, то не растеряешься, а отмахнешься. Как бы отбросишь от себя несчастье быстрым шлепком.

Взглянешь на фигурку, которая чуть не свешивается с балкона, а в голову придет что-то легкомысленное.

Казалось бы, надо думать о неизбежных испытаниях, а он вообразил, как оратор миновал будуар нашей первой красавицы. Прошел мимо ее необъятной постели, зацепился за пуфик - и предстал перед толпой.

Кстати, не забыли изобретателя бипланов? В конце концов ему повезло. Случилось в его жизни и большое поле, и подброшенные в воздух шляпки и котелки.

Через пару минут биплан упал на землю. Так вот это и была удача. Сколько людей разбилось в подобных авариях, а он отделался царапинами.

«Передерг»

И сейчас стараешься смотреть проще, но не всегда получается. Уж очень несправедливые бывают ситуации.

Едва привыкнешь к большим гонорарам, как государство уже одергивает руку. И совсем не потому, что провинился, а просто так.