Гоголь-моголь

Легко судить о других, а вы попробуйте свои требования применить к себе.

Так и начните: с одной стороны, а затем с другой. Тут-то и станет ясно, что было действительно необходимо, а без чего можно обойтись.

Кто-то станет переживать по этому поводу, а Грабарь просто считал, что всему свое время.

Иногда на одном холсте соединит имеющее отношение к президиуму и связанное с огромным миром за окном.

Вот, к примеру, картина «Ленин у прямого провода». них и твовала по-разномубыли расставлены. але?

В глубине комнаты вождь остановился в знакомой каждому позе напряженного внимания, а на развернутой карте на переднем плане стынет чай.

Сколько раз Игорь Эммануилович брался за такие сюжеты! Нет, он и Ленина изображал, но куда чаще ему доводилось рисовать стаканы с подстаканниками.

Светится из глубины темноватая жидкость, серебряная ложечка чуть ли не звенит в этом тумане, в окно лезет какая-то хмарь…

Художник не скрывает предпочтений. Больше всего в компании людей, вещей и явлений его занимают стакан и диван с гнутыми ручками.

Диваны и прежде встречались на его холстах. Просторные, поблескивающие черной кожей. Бывают, знаете ли, такие диваны на века: сменяются эпохи, а они стоят на том же месте, что сто лет назад.

Садишься и проваливаешься. Не совсем проваливаешься, но ровно настолько, чтобы перестать ощущать свое тело.

Море и диваны

По этому поводу Эберлинг мог обменяться с Грабарем понимающими улыбками.

Так я пытаюсь обойти обстоятельства. И я тоже действую так.

И, на самом деле, различие незначительное. Правда, Альфреда Рудольфовича вдохновляли не диваны, а виды неаполитанского залива.

Непременно изобразит и Ленина с Горьким, и залив. Расположились наши буревестники на берегу, а за их спинами светится голубая даль.

Ленина и Горького он писал близко к фотографиям, а залив по воспоминаниям. Валуны на его полотне были именно те, на которых он не раз сидел после купанья.

Чувствуете тенденцию? Все рисуют соревнования и парады, а у Грабаря с Эберлингом свой интерес. Им бы диванчик, на худой конец, камень у моря, и чтобы при этом никуда не спешить.

Думаете, возраст? Не без того. Даже в такой монументальной картине как «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Альфред Рудольфович смог высказаться по этому поводу.

Во-первых, вчитался в формулировку. Увидел, что «соединяйтесь» - глагол несовершенного времени. Значит, пролетарии только грозятся стать настоящей силой.

Его герои идут к цели. Одни движутся бодро, другие с ленцой. Не то чтобы сомневаются, а просто не считают нужным пороть горячку.

Пусть они придут в будущее последними, но хотя бы обойдутся без нервных перегрузок.

Эберлинг еще бы скамеечки поставил на дороге, если бы не опасался упреков в формализме.

А какие же скамеечки формализм? Самая что ни на есть первейшая необходимость. Может, молодым ни к чему, а кто постарше, непременно воспользуется.

Когда художник рисовал Ленина с Горьким, то имел в виду их последующее восхождение. Сейчас вдохнут морской воздух, успокоят дыхание, и отправятся по своим революционным надобностям.

Предыстория

Знание и печаль взаимосвязаны. Вечная книга выводит что-то вроде уравнения на сей счет.

Для кого-то горести начались с революции, а для Игоря Эммануиловича с погрома на складе издательства Кнебеля.

В этом погроме погиб один том его «Истории русского искусства».

Год был не революционный, семнадцатый, а вполне, казалось бы, спокойный, пятнадцатый.

Правда, перспектива просматривалась. Когда увидел разбитые негативы, то сразу понял, что дальше все так и пойдет.

Разумеется, «Старые годы» и лично главный редактор выразили свои соболезнования.

Вейнер скорбел по поводу безвозвратно утерянной книги, но Кнебеля ему было жалко не меньше.

Как издатель и домовладелец он знал, сколько усилий требуется для того, чтобы держать такое хозяйство.

Завершался текст не положенными в этом жанре вопросами. «… Неизвестно, - сетовал редактор, - захочет ли Грабарь вновь затратить столько усилий, энергии, времени и средств, чтобы воскресить погибшее, восстановить порванные нити, повторить уже законченные изыскания».

Это уже о том, что произойдет потом. Еще и тем страшно это событие, что не каждый сможет его пережить.

К тому же, есть люди вроде Грабаря. К былому они относятся трепетно, но легко входят в новую ситуацию и всегда отдают ей предпочтение.

Надписывая адрес на письме Эберлингу, Игорь Эммануилович скорее всего вспоминал обеды у Вейнера.

Ну как же, как же! Красные куропатки! Консоме селери!

Случалось и Альфред Рудольфович сидел за этим столом по праву соседа и однокурсника одного их гостей.

Уроки арифметики

В первые годы Советской власти арифметика стала общим увлечением. Чуть ли не наукой наук. Только и слышалось: пять в четыре, электрификация плюс Советская власть

Игорь Эммануилович и раньше все старался планировать, но тут он планировал еще и с разбивкой на пятилетки.

К примеру, такой его совет коллеге. Заработайте денег лет на пять, а потом еще пять трудитесь для себя.

Куда хуже, когда художник не сам выполнит арифметическую задачу, а это сделают за него.