7 мая на квартире у Погодина состоялось чтение «Женитьбы», на котором присутствовала литературная и театральная Москва, в том числе Константин Аксаков, Щепкин. Большой кабинет хозяина был буквально битком набит. Гоголь сидел у стола, серьезный, сдержанный. Когда он начал чтение, то слушателям казалось, что они видят все происходящее на сцене. Так мастерски он читал или, лучше сказать, разыгрывал свою пьесу.
Дойдя до объяснения Подколесина с Агафьей Тихоновной, до его робкого вопроса: «Вы, сударыня, какой цветок больше любите?» — Гоголь перед ответом невесты: «Который покрепче пахнет-с; гвоздику-с», — выдержал паузу и сопроводил ее таким выражением лица, что все покатились со смеху. А сам Гоголь спокойно промолчал, делая вид, что ничего особенного не происходит.
Окончив чтение словами свахи: «…А уж коли жених да шмыгнул в окно — уж тут, просто мое почтение!» — Гоголь присвистнул. Щепкин пришел в полный восторг: «Подобного комика не видал и не увижу! — воскликнул он. — Вот высокий образец художника, вот у кого учитесь!»
Это был подлинный триумф! Гоголь остался доволен и ободрен. Он стал разговорчив, шутил, рассказывал смешные истории, комически перевирал газетные объявления.
Когда все стали расходиться, он задержался в углу кабинета со Щепкиным. Он любил потолковать с земляком, черпая иногда из его рассказов целые эпизоды для своих повестей. На этот раз Михаил Семенович благодарил Гоголя за присылку «Миргорода», в котором ему особенно понравилась повесть про старосветских помещиков.
Он напомнил, как в одну из прежних встреч рассказал Гоголю про свою бабку, увидевшую в пропаже одичалой кошки предвестие своей близкой кончины,
— А кошка-то моя! — засмеялся Щепкин.
— Зато коты мои! — возразил, улыбаясь, Гоголь.
Несмотря на успех чтения и усиленные просьбы Щепкина, Гоголь, Однако, не решился отдать пьесу, обещая вскоре ее доработать и прислать. В этот приезд он не задержался в Москве, сразу же уехав в Васильевку.
В Петербург Гоголь возвращался через Киев.
В Киеве Гоголь пробыл дней пять, поселившись у Максимовича, который жил около Печерской лавры. Похожий на деревенского дьячка, в очках в железной оправе, Максимович радостно принял гостя. Он тут же выложил перед ним свои сокровища. Собранные им песни Гоголь прочел запоем, восхищаясь их звуками, красками, драматизмом их содержания.
Но больше всего увлек Гоголя самый город. Целыми днями бродил он по Киеву, взбирался на Владимирскую горку, осмотрел знаменитые пещеры, любовался на широкий Днепр. Вместе с Максимовичем побывал у Андрея Первозванного. Особенно полюбился ему вид оттуда на Кожемяцкое ущелье и Кудрявец. Около них стояла дивчина в белой свите и намитке и пристально смотрела на Днепр.
— Чого ты глядишь так, голубко? — спросил Гоголь.
— Бо гарно дывиться, — отвечала она задумчиво.
Гоголь был в восторге от этого ответа и все говорил Максимовичу, что в народе сохранилось подлинное чувство прекрасного.
Однако дела призывали в столицу. И он вместе с Данилевским и присоединившимся к ним в Киеве Пащенко отправился в путь.
В компании с друзьями-нежинцами Гоголь снова почувствовал себя легко и весело. Всю дорогу он подшучивал над ними, изображал в лицах общих приятелей, рассказывал забавные истории. Гоголь любил мистифицировать окружающих, сочинить и разыграть забавную сценку.
Он представлял ревизора, едущего инкогнито. Пащенко был отправлен вперед и распространял по дороге известие, что за ним следует таинственный ревизор, скрывающий свое звание и цель своей поездки. Поэтому, когда вслед за Пащенко приезжали Гоголь с Данилевским, то на станциях уже все было готово к их приему. Появляясь на почтовой станции, Гоголь держал себя со скромным достоинством и молча протягивал свою подорожную, в которой значилось непонятное для станционных смотрителей, но необыкновенно важно звучавшее звание «адъюнкт-профессор». Сбитый с толку смотритель принимал его чуть ли не за адъютанта самого государя императора и обслуживал с необычайной предупредительностью и трепетом.
Гоголь покровительственно справлялся о состоянии дел и как бы из простого любопытства спрашивал:
— Покажите, пожалуйста, какие здесь лошади, я бы хотел посмотреть их?
При этих словах смотритель приходил в полное смятение, и дело кончалось тем, что немедленно снаряжалась самая лучшая тройка, на которой друзья бойко катили в столицу.
РОЖДЕНИЕ КОМЕДИИ
Снова Петербург, величественный и бездушный.