Гоген в Полинезии

хижину68. Мы не знаем, какими соображениями он руководствовался - эстетическими, сентиментальными или практическими, - но выбор был сделан удачно, потому что в

тропиках нет лучшего жилья, чем бамбуковый домик с лиственной крышей.

В хижине была одна-единственная комната, без перегородок, с земляным полом, а

мебель заменяла толстая подстилка из сухой травы. Рядом с домом стояла кухонька, там

жена Анани стряпала на костре или в таитянской земляной печи. Как ни хотелось Гогену

жить на туземный лад, он не мог обойтись совсем без мебели и утвари. И когда он поехал

за своим имуществом в Папеэте, то заодно купил кровать, стулья, стол, а также набор

кастрюль и сковородок. Тити он больше не относил к предметам необходимости, после

того как повидал своих новых соседок, а потому воспользовался случаем оставить ее в

городе.

Матаиеа нельзя назвать деревней в собственном смысле слова. Дома и хижины

пятисот шестнадцати жителей области (по данным 1891 года) были разбросаны под

пальцами вдоль всей лагуны. Так что если не считать Анани и его семью, в поле зрения

Гогена не было соседей. Зато в пределах слышимости стояли протестантская церковь,

школа и дом пастора. В не слишком ветреные дни до него отчетливо доносились и пение

гимнов и скороговорка школьников. Католическая церковь лежала в противоположной

стороне, но и до нее было не так уж далеко, а именно - два километра. И каждый день

Гоген просыпался и засыпал под колокольный звон с двух сторон.

Первое время он был вполне счастлив и доволен переменой обстановки и до конца

года успел написать два десятка картин, которые ярко передают радость человека,

открывающего новое.

На этих полотнах преобладают бесхитростные сценки повседневной жизни

островитян: две женщины на берегу плетут из листьев шляпы, проголодавшиеся дети

сидят за накрытым столом, молодежь ночью пляшет вокруг костра в пальмовой роще,

рыбаки проверяют сети, под двумя живописными панданусами встречаются мускулистые

туземцы, несущие фрукты. Две картины представляют собой портреты женщин, соседок

Анани, есть несколько пейзажей, причем непременно присутствуют какие-нибудь фигуры

- люди, лошади, черные таитянские свиньи или тощие дворняжки. Другими словами, эти

картины (я надеюсь, это видно из моего краткого очерка местных условий) показывают

нам только самые красивые, примитивные и идиллические стороны жизни в Матаиеа.

Конечно, нет никаких причин упрекать художника за то, что его занимало новое,

необычное, и понятно, что в эту категорию не входили ни священники, ни монахини, ни

церкви, ни магазины, ни дощатые дома. Но так как в Европе принято считать, будто Гоген

в своих картинах отразил полнуюкартину жизни Таити в девяностых годах, все-таки важно

и любопытно заметить, что он, повторяю, показывает нам только часть действительности.

Как известно, Гогена, в отличие от, скажем, таких его современников, как Тулуз-

Лотрек и Дега, не занимали быстрые, стремительные движения. Особенно четко идеал

Гогена сформулирован в его совете молодым художникам: «Пусть на всем, что вы пишете,

лежит печать спокойствия и уравновешенности. Избегайте динамических поз. Каждая

фигура должна быть статичной». На Таити он впервые встретил народ, всецело

отвечающий этому идеалу: таитяне наделены редкой способностью часами сидеть на

месте, устремив взгляд в пространство. И хотя с европейской точки зрения позы многих

фигур на его картинах несомненно кажутся искусственными, надуманными, они

чрезвычайно реалистичны. Живя на Таити, я чуть не каждый день «узнаю» кого-нибудь с

картин Гогена.

Зато он очень вольно обращался с красками. И, как всегда, именно мастерский выбор

выразительных красок позволял ему, словно по волшебству, придавать повседневным

сценам что-то таинственное, загадочное, чего на деле не было. Разница заключалась

только в том, что в новой среде, вдалеке от Европы и всех европейских образцов, он

чувствовал себя еще свободнее, и еще легче ему было идти своим путем. Или, говоря его

словами: «Было так просто писать вещи такими, какими я их видел, класть без

намеренного расчета красную краску рядом с синей. Меня завораживали золотистые

фигуры в речушках или на берегу моря. Что мешало мне передать на холсте это торжество

солнца? Только закоренелая европейская традиция. Только оковы страха, присущего

выродившемуся народу!»

Второй совет Гогена воображаемым ученикам тоже показателен для его метода:

«Молодым очень полезно работать с моделью, но задерните занавеску, когда пишете.

Лучше опираться на мысленный образ, тогда произведение будет вашим». В полном

соответствии с этим советом Гоген обычно ограничивался набросками «с натуры», а потом

уже на их основе писал одну или несколько картин в своей мастерской - просторной

хижине из бамбуковых жердей, где было достаточно светло, так как стены изобиловали

щелями.

Но для художника с нравом Гогена будни Матаиеа все-таки были недостаточным

источником мотивов. А ведь он с тем и приехал на остров, чтобы искать вдохновения

прежде всего в древнем таитянском искусстве, религии и мифологии. Однако в жизни