Гоген в Полинезии

финансовому и моральному краху, вызовет ненависть к нам, европейцам, со стороны

туземцев, и поощрит их безнаказанно обдирать нас»202.

В третьем случае речь идет всецело о том, чтобы помешать таитянам красть у

поселенцев. Эту проблему Гоген знал по своему опыту, и предлагаемое им решение весьма

сурово: «Конечно, разместить в каждой области французского жандарма будет дорого. Но

это полезная мера, и этого требуют поселенцы»203. Особенно показателен четвертый

случай. В иронической статье Гоген комментирует выдвинутый одним протестантским

миссионером в генеральном совете проект - положить конец разнузданному пьянству в

деревне, запретив французским трактирщикам продавать спиртные напитки в розлив. С

негодованием Гоген заверяет, что такой шаг «только поощрит туземцев пить еще больше.

Лишенные возможности выпивать понемногу каждый день, они в конце концов отправятся

в Папеэте, чтобы там основательно упиться. Словом, запрет трактирщикам продавать в

розлив не возымеет желаемого действия, а только приведет к опасной давке на дорогах и

лишит дохода целый слои населения.»204

Печальный, но неизбежный вывод таков: Гоген от начала до конца служил всецело

интересам своих реакционных работодателей и последовательно, с большой лояльностью,

содействовал их далеко не всегда чистым делам. Вряд ли его обеляет то, что сам он не

верил и в половину написанного им. От внимания противников Гогена не ускользнул его

истинный мотив - отомстить своим личным врагам и заодно подзаработать денег. Один из

них очень красноречиво выразил мысли всех, когда в открытом письме протестовал

против журналистской деятельности Гогена: «Вы, мсье Гоген, взялись за плату

распространять ложь и клевету на невинных. Бесстыдно злоупотреблять доверием людей

и общественности - поистине странное занятие для художника!»205.

Теперь, полвека спустя, конечно, трудно проникнуться таким же моральным негодованием,

тем более что все эти газетные кампании оказались впустую. Гораздо больше оснований сожалеть,

что великий художник не мог иначе заработать себе на жизнь и на два года был оторван таким

вздором от творчества.

39. В широкой лагуне,

прикрытой барьерным рифом, не только множество превосходной рыбы, но и всякие моллюски.

Таитяне вскрывают раковины на берегу, а уже потом несут добычу домой.

41.

Сцена таитянской жизни. 1896 (Сцена из жизни таитян. Эрмитаж, инв. № 6517). Несмотря на такое

название, это вовсе не взятая из жизни сцена, виденная Гогеном из своего домика в Пунаауиа на

западном берегу Таити, где он жил в это время. Все фигуры в тех же позах известны по другим

картинам; очевидно, что речь идет о композиции, тщательно выполненной художником в

мастерской.

50. Может быть, Гоген сам

53. Редактируя Ос, Гоген,

естественно, воспользовался случаем рекламировать в бесплатных объявлениях свою

собственную гектографированную и иллюстрированную Улыбку

64. Maternite. Материнство.

1899 (Женщины на берегу моря. Эрмитаж, инв. № 8979). Один из двух вариантов; второй

находится в Америке. Вероятно, не случайно Гоген выбрал этот мотив и не случайно женщина

внизу справа держит в руках ребенка. Дело в том, что как раз в это время у него и у Пау'уры

родился сын Эмиль, который жив до сих пор.

54. «Тучный робот с глупой

рожей» - так Гоген характеризовал энергичного и напористого губернатора Гюстава Галле, который

был его главным врагом и предметом нападок в 1898-1901 гг.

ГЛАВА X. Веселый дом

Человека, который выручил Гогена из унизительной зависимости, так что он вновь

смог заняться живописью, звали Амбруаз Воллар. Это был тот самый Воллар, молодой

парижский торговец картинами, что зимой 1893/94 года оказал ему услугу другого рода,

подослав «яванку» Анну. Благодаря редкой способности вовремя делать ставку на

художников с будущим (в частности, он устроил первую официальную выставку Сезанна в

1895 году) Воллар с тех пор заметно преуспел и стал состоятельным человеком.

Обычно Воллара изображают прохвостом и бесстыдным спекулянтом; сам Гоген

попеременно называл его то лжецом, то вором или, для разнообразия, «ловким

пройдохой» и «кровожаднейшим аллигатором». Без сомнения, у него было много плохих

черт, и прежде всего нежелание отвечать напрямик и связывать себя обещаниями. Нельзя

также отрицать, что Воллар беспардонно использовал нужду Гогена в конце 1899 года,

заплатив ему всего тысячу франков за девять картин. Но в следующем году, когда он

вызвался быть его посредником взамен умершего Шоде, предложенные им условия, если

учесть плохой спрос на картины, Гогена, были вполне приличными. За гарантированное

право приобретать не глядя не меньше двадцати пяти картин в год по двести франков

каждая он вызвался платить ежемесячный аванс в триста франков. Сверх того он брался за

свой счет снабжать Гогена всем необходимым материалом. При этом Воллар, как ни

странно, вовсе не требовал монополии, художник мог где угодно продавать то, что

напишет сверх двадцати пяти картин. О таком соглашении Гоген мечтал всю жизнь, и он

тотчас поставил свою подпись. Насколько доволен он был (хотя и продолжал в письмах