Читаем Гоген в Полинезии полностью

Несколько дней спустя Гоген в письме Полю Серюзье — единственному, кроме Метте, от кого он получил весточку с мартовской почтой, — поделился своими горестями: «Твое письмо прибыло как раз в такую тяжелую минуту в жизни человека, когда нужно принимать решение, хотя знаешь, что все равно, как ни решай, будет неудача. Короче говоря, я сижу на мели, и все из-за вероломства Мориса. Остается только возвращаться домой. Но как это сделать без денег? К тому же я хочу остаться, мое дело не завершено, работа только-только начата, и я чувствую, что способен создать хорошие вещи. Да, подвел меня Морис. Если бы он в самом деле отправил мне два заказных письма, как он уверяет, я их непременно получил бы. (Все твои письма дошли.) И будь у меня еще пятьсот франков (как раз те пятьсот, которые мне должен Морис), я бы перебился. У меня есть договоренность, в мае я должен написать женский портрет за 2.500 франков, но, к сожалению, на эту договоренность я не могу твердо положиться. Буду делать все, даже невозможное, чтобы продержаться до мая. Если тогда и впрямь доведется писать этот портрет — уж я сделаю что-нибудь лестное в духе Бонна — и мне заплатят, я потом, наверно, смогу получить еще один-два заказа и снова стать вольным человеком».

Как это ни парадоксально, главным положительным результатом вынужденных поездок в город было то, что Гоген углубил свои крайне недостаточные познания о таитянской культуре. Причем весьма прозаическим способом: он наконец-то открыл для себя два широко известных этнологических труда. Один было не трудно найти, он вошел в изданный в начале марта официальный ежегодник 1892 года, продаваемый за небольшую цену в государственной типографии. Это была перепечатка статьи страниц на пятьдесят под названием «Таитянское общество ко времени прибытия европейцев», впервые опубликованной в 1855 году. Автор, французский военный моряк Эдмон де Бови, отбывая в сороковых годах службу в новой колонии, расспросил многих старых вождей и местных историков. Материал был в общем-то заслуживающий доверия, но, как это видно по малому объему статьи, очень уж жидкий. Второй труд (его было гораздо труднее отыскать) Гоген взял почитать у адвоката Гупиля, который доказал свое расположение к художнику, купив его роскошное ружье. Речь идет о вышедшем еще в 1837 году известном всем исследователям Южных морей двухтомнике с поэтическим названием «Путешествие на острова Великого океана». Написал эту книгу французский коммерсант, впоследствии консул, Жак Антуан Муренхут, фамилия которого говорит о фламандском происхождении. Этот автор тоже попытался реконструировать картины прошлого, опираясь на беседы со стариками, но он опрашивал их лет за пятнадцать до Бови. Литературным образцом Муренхута был Шатобриан, о котором очень метко сказано, что он обладал «могучей фантазией и блестящим стилем и соединял страстное красноречие с красочными описаниями среды». Эта характеристика вполне подходит и к Муренхуту. Гоген был настолько захвачен эпическим повествованием, что принял на веру все реконструкции и толкования Муренхута, хотя среди них есть много ошибочных.

Любопытно в этой связи отметить, что Гоген без труда мог бы найти у местных французов другие, более основательные этнологические труды, написанные по-английски. Например, «Полинезийские исследования» Вильяма Эллиса, миссионера, который жил на Таити в 1816–1822 годах. Не говоря уже о знаменитых записках капитана Кука, с непревзойденной точностью и тщательностью описавшего таитянский быт и нравы еще более ранней поры. Видимо, от этих книг Гогена отпугнуло недостаточное знание английского[79]. Удивительнее другое: как он упустил из виду, что и в его время на Таити еще были старики и старухи, которые знали немало мифов и преданий, песен и легенд. Самая ученая среди них — семидесятилетняя Арии Таимаи Салмон, мать королевы Марау, жила в соседней области Папара, у своего сына, вождя Тати, всего в девяти километрах от Матаиеа.

Впрочем, недостаток предприимчивости Гогена можно объяснить. Арии Таимаи была замужем за англичанином, поэтому она и все ее дети были ярко выраженными англофилами. Роберт Луис Стивенсон и Генри Адамс были очень радушно приняты семьей Салмон, и оба записали многие рассказы Арии Таимаи[80]. Другое дело неизвестный нищий французишко, вроде Гогена, уже он-то вряд ли мог рассчитывать, что Арии Таимаи пригласит его послушать исторические предания, тем более что он поселился у Тетуануи, который был главным соперником и противником Тати Салмон и в политике и в делах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии