Читаем Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера полностью

Что же касается определения места Жан-Поля в историко-литературном процессе в Германии конца XVIII — начала XIX века, то задача эта весьма сложная, и она еще долго будет разрешаться литературоведами. Все дело в том, что сложность самого творчества Жан-Поля — если абсолютизировать какие-то из его крайних полюсов — позволяет довольно легко обосновывать ту или иную одностороннюю трактовку. Жан-Поль (как, впрочем, Гёльдерлин или Клейст) с трудом вписывается в пока еще существующую литературоведческую схему смены литературных периодов в Германии: Просвещение, «Буря и натиск», «веймарский классицизм», «романтизм», «критический реализм». В эту схему не умещаются писатели, по-разному синтезировавшие в своем творчестве опыт различных (порой не только в чисто немецкой окраске) направлений и методов. Творчество Жан-Поля, например, у истоков своих связано с сатирической струей зрелого немецкого Просвещения. Вступив на литературное поприще в год смерти Лессинга, Жан-Поль во многом и до конца не изменял плебейским и революционно-демократическим идеалам Просвещения — отсюда идет высокая оценка его Гейне, и особенно Бёрне, и фактически всеми деятелями «Молодой Германии». Но на развитие стиля Жан-Поля решающее воздействие оказал опыт сентиментализма и «Бури и натиска» — многие серьезные исследователи относят его творчество к вершинным достижениям европейского сентиментализма. Стремление к жизненной правде и реализму резко отличает Жан-Поля от романтиков, а юмор, необычайная увлеченность современностью и, исключая роман «Титан», барочно-причудливая форма — от «веймарского классицизма» Гёте и Шиллера. В полемике с обоими направлениями Жан-Поль утверждал плебейски-демократические идеалы своего творчества, но в то же время вместе с ними выступал против эпигонского просветительства, филистерства и посредственности. Вступив в литературу почти одновременно с Шиллером, Жан-Поль не остался глух ни к одному из современных ему литературных движений, в том числе и к романтизму, с которым у него также возникало достаточно много соприкосновений. Глубоко понять Жан-Поля — значит до тонкостей и нюансов овладеть диалектикой литературного развития Германии на рубеже XVIII–XIX веков, одного из интереснейших периодов не только в истории немецкой, но, может быть, и в истории всей мировой литературы…

«Скованность и искренность, широта и узость, шутка и серьезность, избыток чувств и трезвость тесно соприкасаются друг с другом» — в такой простой и емкой формулировке объединяет Г. де Бройн некоторые противоречия и особенности жизни и творчества Жан-Поля. Эта лаконичная формулировка наполняется в книге Г. де Бройна живой плотью и полнокровной жизнью — читатель видит перед собой человека талантливого и заблуждающегося, теряющего нить истины и снова страстно и темпераментно ищущего ее, короче говоря — живого человека, не образец для подражания, но, безусловно, заслуживающего уважения и благодарности потомков.

Таким образом, в представляемой книге дополняют друг друга и перекликаются между собой не только два писателя прошлых эпох, но и два современных писателя ГДР. Выбором героев для своих книг и способом их изображения Г. Менцель и Г. де Бройн демонстрируют свои симпатии в сфере культурного наследия, подчеркивая те стороны гражданских и человеческих качеств Лессинга и Жан-Поля, которые представляются особенно важными для современности. При такой «двойной» перекличке самый большой выигрыш выпадает на долю читателя: он узнает четырех очень разных писателей, получит богатую пищу для собственных размышлений и — хочется выразить уверенность — не только с удовлетворением поставит прочитанную книгу на полку, но заинтересуется и другими произведениями этих писателей.

А. Гугнин

<p>ГЕРХАРД В. МЕНЦЕЛЬ</p><p>ГОДЫ В ВОЛЬФЕНБЮТТЕЛЕ</p><p>Перевод с немецкого В. Фрадкин</p>

«Я стоял на торжище праздно, и никто не хотел меня нанимать… потому, что никто не умел воспользоваться мною…»

«Гамбургская драматургия»
I

Он миновал вестибюль и неожиданно оказался под высоким сводом. Запрокинув голову, оглядел большие полукруглые окна на самом верху, как бы на пятом этаже этой гигантской залы. Их было не менее двадцати, а может и две дюжины, этих попарно расположенных окон, и весь свет, заливающий помещение, проникал сквозь них. Затем его взгляд скользнул вниз, отметив чрезмерно подчеркнутые вертикальные линии. Ощущение дисгармонии создавали слишком тесно расположенные несущие колонны. Устремленные снизу через все этажи к самому своду, они размещались перед опоясывающими стены многоярусными галереями, отчего те были погружены в полумрак. Наконец, его взгляд охватил и овальную, почти круглую форму всей сводчатой залы…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии