Читаем Годы опавших листьев полностью

Сима наколола на острие шпаги листок с платком и вытянула руку со шпагой на сцену.

Капустин с ужасом смотрел на клинок.

– У вас шпага настоящая?

Но Сима, даже не повернулась, она изо всех сил пыталась дотянуться до парализованной подруги, которая стояла слишком далеко. Сима уцепилась за руку Капустина.

– Что за любовь такая, с места не двинется? – процедила она сквозь зубы, – держите меня!

Но Капустин так сильно вспотел от переживаний, что рука выскользнула, и Сима выпала на сцену, еле удержавшись на ногах. Она лишь успела отвести руку, чтобы не уколоть подругу острым лезвием.

Увидев движение на сцене, аккомпаниатор опять заиграла вступление.

Сима, как ни в чем не бывало, спокойно подошла к графине, обошла ее, сняла с кончика шпаги платок, поклонилась.

– Не вы ли обронили сей платок? – произнесла она и сунула платок с текстом графине в руки. Затем опять сделала круг, сильно ущипнула ее за попу и с достоинством удалилась за кулису.

Горе-актриса вздрогнула, оглянулась, посмотрела в листочек и выпалила:

– На море шторм и сильно дует ветер…

Затем глубоко вдохнула, посмотрела на кулису, где ей ободряюще кивала Сима и выжидающе замерли все остальные, выдохнула и продолжила медленнее:

– А я всё жду, а он всё не идёт! Как перенесть сейчас мне муки эти? Чу! Слышу шпаги звон…

За кулисой Сима оглянулась на господина Капустина. Тот стоял с закрытыми глазами и рукой на сердце.

Сима покачала головой, схватила, лежавшие на небольшом столике два кухонных ножа и сильно несколько раз ударила их друг о друга.

Графиня на сцене услышала звон металла и продолжила:

– Ах, это граф!

Сима выбежала на сцену и с чувством воскликнула:

– Меня моя любовь зовёт! – Она подошла к графине, – не виделись мы с вами целый месяц…

По залу пробежал смешок. Капустин за кулисой безмолвно взвыл.

Не обращая внимания на реакцию зала, Сима взяла подругу за руки:

– А вы всё так же хороши, – она на секунду замерла, затем опустилась на колени и скинула с груди доспехи, оставшись в белой окровавленной рубашке.

Графиня бросилась на колени рядом.

– Вы ранены? Вы ранены? Ответьте!

Сима картинно начала падать, протягивая к графине руку.

– Я так люблю тебя, я так к тебе спешил…

Рука обмякла и плавно опустилась. Сима рухнула с сильным грохотом. Шлем с ее головы упал освободив копну непослушных светло русых волос, и покатился по сцене. Графиня ахнула и упала рядом со своим рыцарем.

Юнкер Нерябов в пятом ряду крепко прижал к себе букет и сглотнул слезу.

Зал воодушевленно аплодировал!

– Симочка! Вам в театр! Дорогая моя, только в театр! – Капустин восторженно сжимал ее руку во время поклона, – вас ждет большая сцена!

– Не думаю, – с натянутой улыбкой Сима следила взглядом за высоким статным мужчиной, Василием Александровичем Шереметьевским – ее отцом, который, с подчеркнуто недовольным видом, направлялся к выходу.

<p>Глава 2</p>

Отец никогда не занимался Симиным воспитанием, но был неизменно строг и вечно недоволен своим единственным ребенком. Окружающие небезосновательно считали их отношения холодными и отстранеными. Мать Симы умерла в родах, подарив мужу не долгожданного наследника, а девочку, которую он совсем не ожидал. Василий Александрович, убитый своим горем, считал, что потерял сразу двоих – горячо любимую жену и сына. Бесполезное, ненужное существо, ко всему еще и виноватое в смерти своей матери, он сразу после рождения передал на руки няньке.

Нянька никогда не сюсюкала и не называла свою подопечную, с причитанием в голосе, сиротинушкой, как обычно заведено в таких случаях. Эта, пышущая здоровьем жизнерадостная простая женщина, принявшая все личные невзгоды, в виде смерти мужа и собственного ребенка, с высоко поднятой головой, олицетворяла собой спокойствие и независимость. Она не боялась порой перечить Василию Александровичу, который каждый раз после этого грозился отослать ее обратно в деревню и, в конце концов, так и сделал, заменив сухопарой и сдержанной гувернанткой-англичанкой. Но характер Симы к этому времени уже сформировался. Она переняла от няньки ее непокорство и решительность. Теперь все это определенно мешало в общении с отцом, который требовал беспрекословного повиновения. Естественно, что коса на камень в их отношениях находила часто.

Лет в семь или восемь Сима случайно услышала разговор отца с ее бабушкой, которая пыталась сосватать ему некую княгиню Виленскую. Отец много говорил о верности покойной супруге и жаловался на тяжелый рок. Никакая женщина, по его мнению, не способна была вернуть его счастье, которое так по-варварски отобрала у него Сима. Тогда она узнала о своей чудовищной вине перед отцом. Эта вина по-сути заключалась просто в ее, Симином, существовании. В том разговоре отец нашел ужасные слова, врезавшиеся прямо в сердце. Нянька попыталась убедить Симу в отсутствии ее вины, но не вышло. Это чувство накрепко засело в Симиной голове. Нянька плюнула и выразила надежду на то, что понимание придет к девочке с возрастом.

* * *
Перейти на страницу:

Похожие книги