Год зеро

Он оставил пробел в четыре дюйма для иллюстрации.

«Придумаю попозже, — решил он. — Например, лабиринт в стиле Эшера, вид сверху. Или натуралистическую зарисовку геккона. — Он был неплохим художником. — Раскрашу его тонким слоем сепии или нанесу несколько слоев акварельной краски сухой кисточкой. На такой старой рисовой бумаге надо писать очень осторожно».

«Я глядел вниз, на людей, шагающих по своим будничным делам. — Натан Ли пригнулся, чтобы лучше видеть чернила. Мерцала свечка в жестяной банке. — Как бы громко я ни звал их, меня будто не замечали. Ни одна живая душа. Но как-то раз маленькая девочка вдруг подняла голову и взглянула на мое окно».

Натан Ли любил этот час. У него вошло в обычай просыпаться первым среди узников. Вот-вот забрезжит рассвет. Начнут кукарекать петухи, лаять собаки. Девять сотен мужчин от мала до велика наводнят двор, бормоча молитвы и отхаркивая привкус ночи, галдя и умываясь, выторговывая друг у друга дополнительную пайку риса, старые киножурналы на хинди или рваную одежду. Шум не стихнет до самой ночи: удары по волейбольному мячу, наносимые с размеренностью часового механизма, щелчки шахмат по доске, монотонное нытье сумасшедших. Но за мгновение до рассвета Натан Ли мог даже вообразить, что в мире сейчас только двое: он и дочурка.

Когда-то давно тюрьма Бадригхот была дворцом правителей Рана. На рассвете, в таком тумане, нетрудно представить себе ее былое великолепие. В стенах, где ныне обитали убийцы, политические заключенные, насильники, когда-то слушали музыку раджи. С террас, где нынче узники выращивали мелкие красные томаты и корни имбиря, запускали воздушных змеев принцессы. Обезьяны резвились в увитой зеленью беседке, увы, она не сохранилась. Слоны и павлины пили из пруда с изумрудно-зелеными лотосами. Натан Ли узнал про все это и вплел в сюжеты своих сказок.

Бывший дворец стал для него спасением. Какая ирония судьбы: он попал сюда, пытаясь избавиться от тюрьмы. С момента своего заточения четырнадцать месяцев назад Натан Ли бежал трижды. И каждый раз неудачно: не проходило и пятнадцати минут, как его ловили.

После третьего побега его упрятали за эти высоченные средневековые кирпичные стены. К двадцати годам первоначального срока добавили еще пять. Мало того: усугубили наказание, поместив в камеру к прокаженным. А это равносильно смертному приговору. Но не лепра беспокоила Натана Ли. Он знал, что она не столь уж заразна. Самое худшее, что к прокаженным относились как к ходячим покойникам. Даже пищи им полагалось меньше, чем остальным заключенным. Но даже на полном рационе он ни за что не протянет четверть века в этой клоаке третьего мира.

Здание тюремного лепрозория стояло особняком и считалось самым надежно охраняемым. Построенное как коробка в коробке, оно постоянно находилось в поле зрения тюремщиков, как, впрочем, и его заключенные. Даже неприкасаемые избегали общения с прокаженными. Если кто-то из них пытался выйти из здания, арестанты поднимали крик, как гуси. Но был человек, стоявший еще на одну иерархическую ступень ниже прокаженных, — единственный в тюрьме представитель Запада. Экзотический, уникальный злодей — людоед.

Судебное разбирательство Натан Ли помнил смутно — как часть бесконечного кошмара: следствие, тюрьма, ужас от обмороженных до черноты пальцев ног. Безжалостный индийский доктор с ножницами ему запомнился лучше, чем судьи или адвокаты. По-видимому, какой-то зверь добрался до тела Ринчена раньше, чем полицейские. Суду были представлены страшные фотографии растерзанного трупа проводника, перекрученного розовым страховочным тросом Натана Ли. Как только прозвучало обвинение в каннибализме, представитель американского консульства, сидевший в зале суда за спиной Натана Ли, убрался подальше. А корреспондент «Менз джорнэл» пересел поближе.

В письменных показаниях, доставленных в мешке дипломатической почты, профессор Дэвид Окс заявлял, что Натан Ли пытался и его сбросить со скалы. «Чудовище», — вынесла вердикт центральная непальская газета «Зе райзинг сан». Суд согласился. Натан Ли понемногу привык к плевкам заключенных и к ударам камней, которые они пинали, целясь ему по ногам. Сердце разрывала мысль о том, что об этой истории могла услышать Грейс. Он не переставал молиться, чтобы Лидия уберегла ее от этого.

К удивлению Натана Ли, прокаженные отнеслись к нему хорошо. Они лечили его и подкармливали, когда Натана Ли свалила лихорадка. Они выделили ему соломенную циновку, одеяло и противомоскитную сетку, принадлежавшие умершему. Иногда по утрам они расспрашивали своего соседа о том, что ему снилось. Оказывается, каждую ночь он рыдал во сне.