Год в Касабланке

Усиленный приток денег из заграницы дал толчок возрождению традиционных ремесел, в том числе изготовлению мозаики зеллидж,терракотовой плитки, известной как беджмат,и блестящей лепнины из материала, основу которого составляет смесь яичного белка с мраморным порошком, называемой таделакт.Стремление европейцев покупать такие прекрасные здания сравнимо только со стремлением местных маррачиизбавиться от них. В медине Марракеша все мечтают об одном. Все страстно желают как можно дороже продать свои унаследованные от предков развалины и переселиться в блочный многоквартирный дом в новом районе города. И если европейцы буквально очарованы стариной, то марокканцы явно предпочитают жить среди моющихся обоев и искусственных ковров в современных квартирах с удобствами.

Я таскал за собой Рашану по всему Марракешу, мы обошли не менее семидесяти риадов.Ни один из них не смог сравниться по великолепию с купеческим домом в Фесе. Хотя, нет, все же был один, который запал в мое сердце. Особенно красив был его двор, выложенный двухцветными — цвета лаванды и цветков апельсинового дерева — изразцами. Но с этим домом возникла проблема: на противоположной стороне улицы находилась скотобойня, от которой шел запах смерти.

Нам ничего не оставалось, как упаковать вещи и укатить назад в Лондон, где я впал в самую глубокую депрессию из всех, которые мне когда-либо приходилось пережить. Друзья насмехались надо мной. По их разумению, я сделал попытку оторваться от родных Британских островов, но был притянут назад к берегу. Каждый вечер я читал нашей дочке Ариане сказки о принцессах и драконах и рассказывал о таком теперь далеком заброшенном купеческом доме.

Шли недели. Сырая зима перешла в еще более сырую весну. В один из унылых дней я, закутавшись в шерстяное одеяло, валялся на диване, что-то бормоча про себя, как одержимый. Зазвонил телефон, я взял трубку. Это была мать моего старого школьного товарища. Пока мы обменивались любезностями, я соображал, зачем она мне звонит. И тут моя собеседница добралась до сути: до нее дошли слухи, что я ищу дом в Марокко. Она сказала, что у нее есть дом в Касабланке, который ей хотелось бы продать. Дама была слишком скромна, чтобы назвать цену, а я так разнервничался, что не спросил ее об этом. До меня дошло только, что это было солидное здание под названием Дар Калифа,что в переводе обозначает «Дом Калифа», и что дому требуется любящий и заботливый хозяин. Понизив голос до шепота, она добавила:

— Для того чтобы повелевать им, требуется сильный мужчина.

Я соскочил с дивана, развернул одеяло, подобно матадору, дразнящему быка, и записал все подробно.

Уже на следующий день после этого телефонного разговора я приземлился в аэропорту Мохаммед Пятый на южной окраине Касабланки. Путеводители предупреждали, что европейцам от этого города нужно во что бы то ни стало держаться подальше. Их авторы единодушно соглашались, что Касабланка — это черная дыра марокканского туризма. Раньше я никогда не бывал здесь, разве только проездом. И все-таки мне казалось, что об этом городе я знаю все, поскольку смотрел знаменитый фильм «Касабланка».

Спустя час после приземления я сидел в такси, которое везло меня по симпатичной набережной с выстроившимися в линию кафе и ухоженными пальмами. Над головой ярко светило солнце, и в воздухе ощущался легкий запах соленого бриза, дувшего с моря. Такси свернуло с набережной и поехало по широкой, засаженной пальмами улице, по обеим сторонам которой словно айсберги возвышались ослепительно белые виллы. Перед каждым свидетельством богатства и благополучия был аккуратно припаркован большой автомобиль, новый и блестящий.

Такси проехало чуть дальше, пересекло своего рода невидимую границу и въехало в район трущоб, которому не было ни конца ни края. Повсюду дорогу преграждали стада коз, повозки с запряженными в них ослами, куры, коровы, бесцельно бродившие во всех направлениях. От скромной, побеленной известью мечети, стоявшей у обочины изрытой колеями дороги, струился призыв муэдзина к полуденной молитве. Ватага мальчишек гоняла самодельный мяч по пыльным переулкам, петлявшим между низкими лачугами, стены которых были сделаны из шлакобетона, а крыши — из ржавой жести. Неподалеку в тени сидели три изможденных человека в джеллабах,традиционных длинных рубахах с капюшоном. За спинами этих людей в беспорядке были расставлены прилавки, а напротив молодая женщина продавала из коробки цыплят, почему-то розового цвета.

Такси остановилось в глубине трущоб у простой двери в грязной каменной стене. Прежде чем расплатиться с водителем, я решил проверить, по тому ли адресу он меня привез. Я был твердо уверен, что таксист ошибся. Но он уверенно кивнул головой, показал рукой на землю и кивнул снова.

Я вышел из машины и постучал в дверь. Прошло немного времени. Дверь со скрипом отворилась.

— Это — Дар Калифа?Это — Дом Калифа? — спросил я.

Грубый голос ответил по-французски, на языке колониального Марокко:

— Oui, c'est ici! — Да, это так.