Год Мудака

— Около часа назад к нам поступила информация о чукотском десанте, высаженном в районе Оймякона. Ведутся тяжелые позиционные бои.

Кому война, а кому мать родна, решил директор и позвонил, чтобы в Оймякон послали еще одну съемочную группу — а ну как тех, что там уже есть, убьют на хуй? Потом нажал кнопочку и сказал:

— Пускай зайдет.

Редактор тут же зашел, притворил дверь, раскланялся и застыл в ожидании.

— Садись уж, — махнул рукой директор.

Редактор сел, благостно сложив ручки на коленях.

— Полевой командир Апа Одулок заявил, что освободит заложников только в том случае, если из изолятора в Уэлене будут выпущены все содержащиеся там бойцы Народно-Освободительной Армии, — сказала дикторша.

— Так что с Морозовым? — спросил директор.

— Никаких зацепок. Ввел в заблуждение. Любопытно, что и служба безопасности его не отсекла, так что мы вроде и не виноваты. С профессиональной точки зрения нареканий не вызывал.

— Не вызывал… А ты за кого в «За стекле» болеешь? — неожиданно спросил директор.

— За бабу.

— За стриженую, японку-то?

— Она не японка, вроде полурусская.

— А фамилия японская. Ага, хитрая стерва, но я думаю, все же рыжий победит.

— Рыжий может, — согласился редактор. — Он такой.

— Ты придумал, что говорить в случае наката?

— Свалим все на безопасников, — сказал редактор. — Им там проще между собой разобраться.

— Резонно. А что остальные, не пронюхали еще?

— Вроде нет, но вряд ли кто упустит. Еще бы, мудака в самом сердце ДТП-ТВ поймали… да еще на съезд приволокся…

— Вот и продумывай информационную политику на этот счет. Хотя лучше всего — заклеймить и растоптать, бия себя в грудь. Ну, пиздуй отсюда, а то вон новости кончились…

Редактор, пятясь задом, покинул кабинет, а директор уставился в огромный экран, где трясся и искрил, треща волосами, прилегший отдохнуть очкастенький мудак. Директор вспомнил, что он вроде даже премьером когда-то был. Поди ж ты, забывается как быстро…

Рыжий и толстяк потирали ладошки. Надо бы ставочку на него удвоить, подумал директор, и потянулся к трубке — позвонить в телевизионный тотализатор.

Давешний мудак сидел в камере, а куда бы он оттуда делся. С ним сидел какой-то жиденок, который при появлении Фрязина с напарником тут же сделал вид, что дремлет и вовсе ни при чем. Оба что-то ели, и в пластиковых мисках осталась какая-то жижка, а на тарелках лежало пюре с котлетой. Кормили в камерах хорошо, хули говорить.

— На допрос, — сказал Фрязин мудаку. Второй, хоть и жиденок, был с виду не мудак, просто какой-то… недомудок, во. Но гражданин.

Жиденок посмотрел одним глазом, опять затаился.

Давешний мудак поднялся. Вид у него был печальный — изрядно Лагутин его попиздил. Переживет, мудаки, они живучие. Фрязин к месту вспомнил, как в прошлом году весной вот так ловили мудака одного, больно шустрого; загнали в котлован на стройке и кирпичами забили, строители еще помогали. Мудак тот был не простой, раньше состоял в эспеэсе, на конгрессы небось ездил, виски с икрой жрал. Забавно так валялся в котловане.

— Я хотел бы… — начал было мудак, и Фрязин понял, что этот тоже непростой. Да и куда ему быть простым, если в журналистах ходил, при тамошней-то системе безопасности! И не где-то, а на ДТП-ТВ, которое есть оплот демократии в электронных средствах массовой информации. Независимая телекомпания. Туда хуй знает кого не берут. Потому Фрязин слегка стукнул мудака по зубам, взял за плечо и поволок по коридору в допросную комнату. Дежурный, одобрительно цокнув языком, запер камеру, оставив хитро дремлющего жиденка в одиночестве. Небось и порцию мудакову дожрет. И правильно, даже на жиденка не жалко, все не мудак. Хотя были разговоры, что всех жиденят в мудаки переведут. Вроде готовит Государственная Дума такую поправку к Конституции.

В комнате для допросов Фрязин пихнул мудака на стул и велел сидеть. Сам посмотрел, есть ли диск в рекордере. Есть. Тоже славная штука, раньше все на кассету писали, то зажует ее, то затрется, то скрипеть начнет… А сиди-рекордер — иное дело, что мудак ни вякни, все на века.

Теоретически допрашивать мудака обязан следователь. Но сегодня — усиление, пусто в конторе, потому первичный допрос может провести и оперуполномоченный, следователю же потом и легче.

Сунув в узенькое жерло рекордера новую болванку, Фрязин показал все еще торчавшему в дверях Паше-напарнику, чтобы сел на диванчик в углу, и пощелкал по микрофону. Пищит.

— Имя, отчество, фамилия, — сказал он грозно.

— Морозов, Николай Алексеевич.

— Допрос проводит старший оперуполномоченный Фрязин. Присутствует младший оперуполномоченный Павел Романович Афанасьев. Что можешь показать по существу дела?

— По какому существу? — не понял тот.

— По существу дела, — повторил Фрязин и хорошенько пнул мудака под столом в колено. Тот охнул, подскочил.

— По существу дела ничего не могу показать, — сказал он.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Фрязин. Это и в самом деле было хорошо, ведь что мудаку сказать, чем оправдаться? Нечем. То, что он мудак, все оправдания низводит на нет.

— Признаешь, что мудак?

— Н-не признаю… — пробубнил Морозов и получил еще пинок.