Год Быка

Вот я на свидание иду к Неве.
Бумажный кораблик у меня в руке.
Его я пущу по волнам судьбы.
И мне улыбнёшься ты.

Он будет плыть там по воле волн
Моими мольбами окрылён.
Причал для него лишь твоя рука.
А парус – моя мечта!

И чайка над ним, как его душа,
Кораблик защищает, над водой паря.
Пускай он до моря скорей доплывёт,
И счастье моё принесёт!

Хоть ветер Вест его назад несёт,
По воле волн мой кораблик плывёт.
Достигнет он моря в конце пути.
От гибели его спасёшь лишь ты.

Несёт его течение большой реки.
И мысли о судьбе его далеки.
Надеюсь, молитвы его спасут,
А нам любовь принесут.

Корабликом я любуюсь с тобой.
Волна не накроет его с головой.
Достигнет цели, надеюсь, он,
Твоей лишь молитвой спасён!

Вскоре Платон Кочет послал Жану Татляну письмо со всеми ранее им написанными ему стихами и новым стихотворением «Бумажный кораблик».

Но этим поэт не ограничился. Его воспоминания рождали всё новые и новые образы из уже далёкого прошлого.

Он, например, вспомнил даже годы своего далёкого детства.

Это были ещё годы, когда народу в Москве было существенно меньше, зато культуры у него было заметно больше, и никто не боялся, например, быть испачканным в метро мороженным.

Поэтому в те годы в метро ещё продавали соки, воды, конфеты и даже мороженое!

От раздумий на эту тему Платона оторвали воробьи, подлетевшие к открытой форточке окна его рабочего помещения. Их толкнул к этому сильный снегопад, а привлёк тёплый воздух. Тут же в сознании поэта всплыли картины кормления его отцом воробьёв на широком подоконнике их старой московской квартиры в Печатниковом переулке. И одна за другой начали складываться строчки нового стихотворения:

В доме том, что покинул давно,
Майским утром открыто окно.
Свежий запах весенней Москвы
Навивал в детском сердце мечты.

Шумный гвалт озорных воробьёв
Вдруг прервал дрёму старых домов.
То отец накрошил корм для них,
Для московских, для птиц, дорогих.

И, чирикая, все, как одни,
Подлетели к окну воробьи.
И клевали они вперебой,
Вызывая восторг детский мой.

Воробьи Вы, Москвы воробьи,
Все чирикали: чьи, чьи, чьи, чьи.
Вы мои, воробьи, Вы мои!
Дорогие, мои воробьи!

Дом уже тот состарился весь.
И года сбили с молодца спесь.
Я забыл этот случай давно.
Лишь сейчас вспомнил я про него.

Воробьи, Вы мои воробьи!
Что чирикали: чьи, чьи, чьи, чьи.
Все Москвы воробьи, Вы мои!
Озорные мои воробьи!

Затем в его памяти всплыли более поздние годы, когда Москва была тепла, и из всех окон слышалась песня «Лучший город земли» ещё в исполнении Жана Татляна, а не Муслима Магомаева.

После обеда Платон решил немного пройтись по Покровскому бульвару.

Проходя мимо давно знакомого ему Детского городка, он невольно стал снова сочинять, причём под мелодию одной из песен Жана Татляна: