Год активного солнца

Директор культпросветшколы, маленький толстячок с застенчивыми глазами, сидел, поджав под стулом короткие ножки, разглядывал ладони, вертел их так и эдак, потирал. В его позе вырисовывалась неуверенность, Кире Сергеевне все время казалось, что он хочет встать и уйти.

— Аркадий Устинович, слушаю вас.

Директор поднял голову. Он не ожидал, что придется говорить первым.

— Я, собственно… Я к вам как к члену комиссии по распределению… — И примолк, потирая ладони.

Так и знала, что он пришел с делом скользким, подумала Кира Сергеевна.

Директор вздохнул и выложил все в одной длинной, запутанной фразе:

— По предварительному распределению, как вы помните, хотя могли и забыть, весь выпуск распределялся на село, а с тех пор обстоятельства изменились, в городе есть вакансии, то есть появились, и часть выпускников можно оставить здесь.

Он вытер платком круглую лысину и опять посмотрел на Киру Сергеевну.

— Сколько выпускников можно оставить? — спросила она.

— Ну, пять… шесть…

— Как же мы выберем, кого оставить?

— Ну, кто лучше кончил…

— А кто хуже — на село, так?

Он не ответил. Пыхтел, жмурил глазки, промокал лысину.

— Кого, например, можно оставить?

Директор покосился на сидящих рядом. Те, деликатно отвернувшись, тихо беседовали.

— То есть фамилии назвать?

— Именно.

Он перечислял фамилии, загибая пальцы. Кира Сергеевна так и ожидала, что хоть одна окажется знакомой. С самого начала ожидала. Ради этой фамилии и затеян весь сыр-бор. Остальные четверо-пятеро пристегнуты за компанию.

— А мнение других членов комиссии?

— Большинство согласно! — выпалил директор. — Но все говорят: если Кира Сергеевна не против…

Святая простота! Уже всех обегал и признался в этом. Нелегкая миссия у человека, которому под пятьдесят. Возможно, у него уже внуки.

— Аркадий Устинович, в городе немало культурных кадров, они легко заполнят эти вакансии. А на селе в клубах с восьмилеткой работают, специалистов мало, и вы это знаете не хуже меня.

Он опять пыхтел, кряхтел, крутил головой. Все он прекрасно знает, но что скажет папаше со знакомой фамилией?

— Я против, Аркадий Устинович. Активно против. — Она сделала пометку в настольном календаре. — Казалось бы, мне выгоднее оставить специалистов у себя в городе, но наше с вами положение, Аркадий Устинович, обязывает нас мыслить шире и масштабнее.

Директор молчал, и вид у него был совершенно убитый. Похоже, он уже обещал тому папаше и теперь не знал, как будет выкручиваться. Кире Сергеевне стало жаль его, хотелось сказать: «Валите все на меня, на мою несговорчивость», — но каждый должен сам отвечать за свои поступки. Обещание — тоже поступок.

Директор поднялся, прихватил свою папку. Старался ни на кого не смотреть. И на него никто не смотрел — завгороно заинтересованно разглядывал этюд на стене, главврач озабоченно рылась в сумочке.

Как бы понять, что руководит этим человеком, немолодым и, наверно, не очень здоровым? — думала Кира Сергеевна. — Боязнь потерять директорский стул? Но неужели ему не понятно, что, всем угождая, скорее потеряешь этот стул? А может, все дело в вялости характера? Обещать легче, чем отказать.

Вошла Шурочка с подносом, уставленным чашками. Аромат кофе поплыл по кабинету.

— Аркадий Устинович, чашечку кофе с нами, — пригласила Кира Сергеевна. Он как-то жалко и вынужденно улыбнулся, сказал, что спешит.

4

Настроение упало — и оттого, что день растекался по мелочам, и из-за директора культпросветшколы, который не постыдился прийти к ней со своим неправым делом и ушел униженный, убитый. У Киры Сергеевны было чувство, словно унизили ее.

— Где же ваша чашка? — спросила у Шурочки. — Прошу не уходить, вы будете нужны.

Шурочка, пряча удовольствие, свела свои строгие брови, вышла и вернулась с пухлым блокнотом. Пристроилась у окна.

Пили крепкий кофе с коричневой пенкой, хвалили и благодарили Шурочку. Она сидела с непроницаемым лицом, прямая, строгая, с откинутой назад головой. Похвалы, как, впрочем, и ругань посторонних, оставляли ее равнодушной. Она реагировала — и то сдержанно — только на отношение к себе Киры Сергеевны.

На шкафу тихо гудел вентилятор, гоняя густой воздух, Кира Сергеевна покосилась на папки, взглянула на часы.

Время шло, пора прервать затянувшуюся паузу.

Главврач онкологического диспансера, худенькая немолодая женщина, обиженно моргая маленькими глазками, жаловалась на роддом, который намерен оставить за собой и старое здание, а между тем, давно обещано передать его онкологии.

— Какова позиция горздрава? — спросила Кира Сергеевна.

Главврач завела новый монолог плачущим растянутым голосом: горздрав намерение роддома поддерживает, между тем, освобождающееся здание прилегает территориально к стационару диспансера — стенка к стенке — стационар задыхается, работает в чрезвычайно стесненных условиях, и передача освобождающегося помещения — единственная возможность расшириться в обозримом будущем.