Гоблины. Пиррова победа

— Мужики, бойцы! Не слушайте его! — отчаянно заверещал Клим, понимая, что дело начинает принимать скверный оборот. — Он у нас того, контуженый! Скока вешать в граммах? Я заплачу, мужики!..

В ответ «мужики» сурово покачали головами. Нет, эти «пэпсы», конечно же, не прилетели с другой планеты, и в любой иной ситуации конфликтующие стороны, конечно же, сумели бы договориться. Но дело в том, что сейчас менты имели четкую инструкцию закрепить двух распивающих на детской площадке кексов и поместить их в «обезьянник» до полудня завтрашнего дня минимум. Инструкцию эту двумя часами ранее сержанту Васько озвучил бывший коллега-«овошник» — хороший мужик, хотя и не без своих тараканов в голове. Причем не просто озвучил, но и присовокупил к ней шестьсот баксов: по двести на рыло.

К слову, третьим рылом был милиционер-водитель Дижоев — чемпион Центрального РУВД по тяжелой атлетике. И как раз в данную минуту оно (рыло Дижоева) нехотя выбралось из «уазика», лениво прошествовало к скамейке и мощным плечом пододвинуло в сторонку коллег. Без лишних слов и при полном отсутствии каких-либо эмоций милицейский чемпион сначала скрутил и «обраслетил» дерзкого Шпалу, а затем окольцевал и его более покладистого приятеля.

Закончив сию совсем нехитрую для чемпиона работу, Дижоев глянул на своих товарищей с легкой укоризной:

— Вот и всё! Хрена ли тут с ними базарить! Пошли, перхоть лагерная!

— Мы никуда не пойдем! — гордо и тоже по-киношному вскинул голову Клим. — Мы… я… я должен позвонить своему адвокату! Это беспредел! Вы…

Закончить мысль он не успел, получив несильный удар под дых. Обмякнув, Клим опал, как озимые, на мощные ручищи Дижоева, и тот брезгливо поволок его тушку к машине. Запоздало, только теперь включивший «сообразиловку» Шпала покорно засеменил следом за ними и даже первым забрался в клетку.

Через минуту «уазик», пыхнув-чихнув, потащился со двора: вся операция по нейтрализации «горе-наружки» в общей сложности заняла не более пяти минут. Тонкая, что и говорить, работа. И при этом, заметьте, никаких трупов!

— Браво! — восторженно прокомментировал увиденное Бугаец и даже шутейно зааплодировал отъезжающим ментам. — Ведь могут, когда захотят!

— Не когда захотят, а когда их простимулируют.

— Так ведь за хорошую работу и заплатить не жалко.

Зеча повернул ключ зажигания, тронулся с места, и «Вольво» мягко подкатил к подъезду.

— Давай мухой! Учти, у вас на всё про всё полчаса, не больше.

Бугай вылез из машины и торопливо скрылся в подъезде. Зеча же, порывшись в бардачке, вытащил диск Dire Straits, сунул его в пасть магнитолы, сделал звук погромче и, откинув голову на спинку сиденья, приготовился ждать…

* * *

Для Бориса Сергеевича Афанасьева нынешняя выходная суббота на поверку обернулась полноценным рабочим днем. Более того, на обратном пути из Клишино он умудрился сломаться так, что пришлось наступить на горло уязвленному самолюбию профессионала и запросить из милицейского гаража машину «технички». Неудивительно, что, добравшись в итоге до города лишь в восьмом часу и окончательно освободившись в девятом, после всех этих заморочек у Афанасьева не было ни малейшего желания тащиться еще и в контору. Но, поскольку давеча он необдуманно дал слово Мешку купить букет для Анечки и вручить его «от лица всего коллектива», иных вариантов не оставалось. Как говорится: «Давши слово — крепись! Поезжай и нажрись!»[21]…

…Дверь Борису Сергеевичу открыл «вечный дежурный по аэродрому» Лоскутков. Был он нынче предсказуемо грустный и задумчивый, как это всякий раз случалось, когда Колю не приглашали на взрослую гулянку. И хотя злого умысла со стороны «старших» в том не было, Лоскуткова в такие часы все равно неминуемо начинал терзать комплекс малолетства и профессиональной неполноценности.

— Ух ты! Какие цветы! — с порога оценил Николай придирчиво выбранный Афанасьевым букет. — Анька с ума соскочит от счастья!

— Ну, надеюсь, до этого не дойдет! Она еще здесь? Не уехала?

— Здесь.

— А из наших еще кто в конторе?

— Шевченко, Северова, — взялся перечислять Николай. — Джамалов и Крутов.

— Не понял? А Виталька?

— А вы разве сами не слышите?

Борис Сергеевич навострил ухо:

— Никак гитару притащил?

— Ага.

— Понятно. Судя по тому, как он сейчас лажает, состояние уже близко к классическому.

— Классическое — это как?

— Да так, что, «только взял гитару в руки, сразу видно — баянист», — хмыкнул Афанасьев и направился в комнату отдыха, из которой с каждым его новым шагом все отчетливей доносилось пьяное Виталькино:

…И над степью зловеще ворон пусть не кружит, мы ведь целую вечность собираемся жить. Если снова над миром грянет гром, небо вспыхнет огнем, вы нам только шепните — мы со Жмыхом придем…

— О! Только шепнули, как и помощь подоспела! — радостно завопил Шевченко, первым заметивший входившего в курилку Афанасьева. — Штрафную пилоту «пепелаца»!

Пододвинув хмельного балагура в сторону и не обращая внимания на прочие пьяные выкрики, Борис Сергеевич шагнул к имениннице и протянул ей роскошный букет со словами: