Гоблины. Пиррова победа

Башка раскалывалась, в висках усердно долбились мастеровые с отбойными молоточками. Врезались глубоко, на полный штык. А тут еще Холин нависал над столом и орал как блажной. А Холин — это вам не Лоскутков, в него книжечкой не запустишь. Этот в ответ запросто может и в кису слегонца засыпать. Характерный товарищ!

— …Всё сказал? — с надеждой вопросил Андрей.

— Я еще только начал.

— Гриша, я устал!

— Вот тогда отдохни, соберись с мыслями, а я пока еще скажу… Ты чего здесь орешь? Чего распаляешься? Всё? Окончательно себя начальником возомнил? Бей своих, чтоб чужие боялись? Так? Ты сам себя сегодня в зеркало видел? Рожу свою синюшную видел?… От твоего выхлопа, вон, все стекла в конторе запотели… К тебе парень с утра с серьезнейшей темой явился. А ты что? Молчишь?… Ты его послал куда подальше! Еще и книжкой в него запустил. И какой книжкой! Уголовно-процессуальным кодексом!

— Гришка, у тебя цитрамона случайно нет? — простонал Мешок.

— Цитрамона нет. Но есть коньяк и лимон. Коньяк хороший, лимон засохший.

— Умоляю, не произноси больше вслух этого слова! А то я блевану.

— А тебе только на пользу, — хмыкнул Григорий. — Ладно, угоревшим в лесу суицидником я сам займусь. Только позжее. Сейчас снова звонили по поводу Неждановой: надо ехать оформлять бумаги, а завтра, соответственно, бабу эту от них забирать.

— Гришка, съездишь, а?

— А куда деваться? — проворчал Холин. — бумаги-то я подпишу. Но куда мы эту ведьму селить будем? Это тебе не Иван Демидыч, упокой душу его!

— Гришка, будь другом, ну не грузи ты меня сейчас, а?! — взмолился Андрей. — Я… Я подумаю. А сейчас оставь меня, пожалуйста, в покое.

— Хорошо. Оставляю. Вот только самое последнее.

— Что там еще?

— Я по поводу Северовой.

— О, боги! — жалобно охнул Мешечко. — Всё, хорош уже! И так все понятно. О решенном говорить — только путать.

— А вот мне непонятно! Ты решил начать охоту на ведьм. Допустим, в конце концов, как начальник имеешь полное право. Возможно, я чего-то не знаю и ты действительно имеешь к тому основания… Но! — Холин сердито посмотрел на друга. — У меня тоже есть что сказать! За Наташу!

Вот не зря в народе говорят: помянешь черта, он и объявится. Не успел Андрей ответить, как дверь распахнулась и в кабинет вплыла Северова, собственной персоной и с пузатым «рив-гошевским» пакетом.

— Гриша, выйди, пожалуйста. Нам с Андреем Ивановичем нужно поговорить, — безапелляционно заявила она, беря стул и присаживаясь напротив Мешка.

— Вообще-то, в этом кабинете пока еще я начальник, — страдальчески напомнил он.

— Мне было назначено на утро. Так что благоволите принять!

— Григорий, у тебя все?

— В принципе, да, — кивнул Холин, направляясь на выход. — Всё, я уехал.

— Счастливо… Так, теперь давай с тобой. Рапорт написала?

В ответ Наташа молча достала из пакета увесистую пачку распечаток, пробитых скоросшивателем, и шарахнула ею по столу, аккурат перед самым носом Андрея.

Мешечко посмотрел на нее удивленно-вопросительно.

— Здесь фиксация всех моих обращений к информационным массивам ГУВД за последние две с половиной недели. Я думаю, не составит особого труда проверить и убедиться, что все эти люди — почти четыре сотни человек, являлись пассажирами поездаN51 «Санкт-Петербург-Москва», отправлявшегося с Московского вокзала в понедельник, 24 августа. То бишь поезда, в котором произошло убийство Ивана Демидовича.

— То есть ты хочешь сказать, что…

— А это… — не дала ему докончить Наташа и, порывшись в сумочке, вынула из нее сложенный вчетверо листок, — это данные «сухого отжима». Я отмониторила каждого из пассажиров, исключая детей и стариков, и очертила круг возможных подозреваемых. Исходя из их прошлого, контактов, связей и негативных эпизодов в биографиях. Таким образом, список сократился до восьми человек. Вот, получите. Расписываться необязательно.

— А-а… э-э… А рапорт на уход? — ошалело спросил Андрей.

— А никакого рапорта не будет! До сих пор мне была брошена только одна предъява. Что ж, пожалуйста! Изучайте, проверяйте. Подключайте свое УСБ-гестапо… Еще вопросы, претензии есть?… Пока нет? Что ж, если появятся — я на месте. На рабочем! — Наташа поднялась, развернулась на каблучках. Уже дойдя до порога, она притормозила и, гордо вздернув носик, напомнила: — Вчера вы, Андрей Иванович, подвергли меня публичной порке. В присутствии всего личного состава. Так вот, по результатам проверки я жду от вас лично столь же публичных извинений!