Гоблины. Пиррова победа

— Знаете, Иоланта Николаевна, одно другому не мешает. А порой даже наоборот — помогает. К примеру, Литвин очень любил, когда в минуты любовных соитий я шептала ему на ушко что-нибудь из позднего Рильке.

— А раннего он, значит, того? Не очень? — с сарказмом уточнила Ольга. — А вообще странно: мне почему-то казалось, что этот человек скорее не в Рильке, а в рульках разбирается. — В свиных.

Нежданова посмотрела на нее сердито и с вызовом ответила:

— Знаете, Литвина, наверное, можно много в чем упрекнуть и даже обвинить. Но только не в отсутствии ума. Да, и еще, заодно, просто примите к сведению: кровь христианских младенцев он также не пьет.

— А не христианских? — подал голос Мешечко, все это время с интересом прислушивавшийся к женской перепалке.

— Если вы таким образом двусмысленно намекаете на его якобы конфликтные отношения с так называемыми «казанскими», то это, в большей степени, плод больного воображения журналистов из газетенки «Явка с повинной». Не доводилось читать?

— Отчего же, доводилось.

— И напрасно. Если у вас на службе еще остается время на чтение прессы, читайте лучше «Forbes» или «Newsweek». Только в оригинальной, англоязычной версии, разумеется. А не те глянцевые псевдоделовые поделки, которые печатают у нас.

— Спасибо, обязательно воспользуюсь вашим советом. А скажите, Юля, в чем заключается суть вашей сделки с эскапэшниками?

— Какой еще сделки? — насторожилась Нежданова.

— Как и во всяком уголовном деле с обвинением по серьезным статьям, в деле Литвы имеется несколько главных свидетелей обвинения. Их показания, как правило, не оставляют у суда сомнений в том, что обвиняемые — конченые подонки. Один из таких свидетелей, я так понимаю, вы, Юля. Но для того, чтобы свидетель стал главным свидетелем обвинения, его обычно чем-то мотивируют, то есть убеждают или уговаривают дать свои «главные» показания. Вот мне и интересно, чем и как мотивировали вас?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — насупилась Юля.

Она демонстративно отвернулась к окошку и сделала вид, что мелькающие за окном пейзажи ее интересуют много больше, нежели праздные разговоры с двумя недалекими ментами…

…Ольга прошла регистрацию первой, и теперь они с Андреем стояли в зале отбытия, дожидаясь, когда эту процедуру пройдет Нежданова. За последние несколько минут настроение у Мешка резко упало: дурные предчувствия вдруг охватили его безо всякой видимой на то причины. И хотя человеком суеверным он не был, тем не менее по собственному опыту знал, что дурные предчувствия, в отличие от радужных ожиданий, имеют обыкновение оправдываться много чаще.

— Надо было вам все-таки поездом ехать.

— Почему?

— Я бы тебе ствол под эту поездку выписал.

— Зачем?

— Так, для пущего спокойствия. И вашего, и моего.

— Перестань, — как можно ласковее, улыбнулась Ольга, немного обеспокоившись резкой переменой его настроения. — Сам подумай: ну что с нами может случиться на милицейской базе отдыха? Думаю, ее охраняют не хуже, чем Смольный. Да, слушай: я там у себя, в верхнем ящике стола, оставила небольшую подборку-досье по Бугайцу. Вернешься в контору, обязательно забери ее оттуда.

— Удалось что-нибудь интересное нарыть?

— Не особо. Пожалуй, самое интересное — это то, что Зеча и Бугаец, возможно, в свое время успели вместе повоевать.

— Что значит повоевать?

— Ну, они вроде как служили в каком-то спецназе и даже побывали в нескольких горячих точках.

— Так вроде? Или все-таки точно в спецназе? — заинтригованно спросил Андрей.

— Я так до конца и не поняла, — призналась Прилепина. — Эту инфу я в старой руоповской базе выцепила. В той самой, которую в свое время украли, а потом массово растиражировали? Помнишь?

— Конечно.

— Так вот, там обнаружился текст оперативной установки на Зечу, где со ссылкой на некоего анонимного источника говорится, что он воевал в каком-то элитном армейском спецподразделении. Там же, в связях, упоминаются несколько его сослуживцев. В том числе некто по прозвищу «Бугай». Вот я и подумала…

Мешечко неприятно задумался:

— Очень интересно! Особенно с учетом мнения эфэсбэшника Игнатковича, который уверяет, что в схеме закладки СВУ на шоссе угадывается профессиональный спецназовец. М-да, Олька, это ты большая молодчина…

— Андрей, а ты вообще не в курсе: в истории с обстрелом наших и Гурцелая есть какие-то подвижки?

— Насколько я понимаю, особых нет. За исключением найденной в лесу, в пятнадцати километрах от места засады, «шестерины» с суицидником Всеволодом Гаем внутри.

— Это тот самый, на которого в сводках обратил внимание Лоскутков?

— Да. К слову, его смерть списали на несчастный случай. Типа, водитель решил переждать дождь, свернул с шоссе, включил печку, ну и — угорел. Техническая неисправность. Что само по себе якобы неудивительно, так как талон ТО фальшивый.

— Бред какой-то. А разве такое возможно?

— В нашем мире возможно всё. Но все-таки я думаю, что здесь у областных оперов ключевую роль сыграла персоналия водилы. Навроде того, что еще одна тварь сдохла — да и фиг-то с ней. Смысл теперь париться?

— А кто такой этот Всеволод Гай?