Гоблин – император

Это был нонсенс, полная чушь, даже не требовавшая опровержений. Всем хорошо было известно, что заключенный в Эдономее Майя не имел ни средств, ни возможности, ни малейшего представления о том, как можно взорвать дирижабль. Просто этим людям было нестерпимо признать очевидную истину: Майя, младший и нелюбимый сын Варенечибела теперь был их Императором. Но даже если бы он мог крикнуть всем шептунам, что совсем не хочет быть Императором, никто не поверил бы ему. Ни один человек в Унтеленейсе не способен был поверить, что можно не желать императорской короны. Это было немыслимо.

Расследование деятельности Трудовой Лиги в Сето продолжалось (в этом Императора заверил лично лорд-канцлер), но не продвинулось ни на шаг ближе к обнаружению убийц. Майя вызвал к себе Тару Селехара и потребовал отчета о результатах поисков, а также о том, почему обнаружено так мало сведений. Он до смерти перепугал Селехара и позже устыдился самого себя, сознавая насколько чудовищно выглядел, если смог вывести священнослужителя из привычной апатии. Тем не менее, Селехар смог заверить Майю, что в меру своих способностей ищет истину и среди живых и среди мертвых.

— Это не вопрос умения, Ваше Высочество, — сказал он тихо, но решительно. — Здесь невозможно предвидеть результат.

Цевет коротко и со значением кашлянул, и Майя опомнился. Он произнес мягко и вежливо, как только мог:

— Мер Селехар, есть ли у нас возможность помочь вам в вашем поиске?

— Мы сожалеем, Ваше Высочество, но нет. Мы можем только приложить все наши усилия.

— Мы понимаем. Мы… — Императоры не извиняются, но он вспомнил слова Идры о том, что Варенечибел не мог простить свидетелей своих ошибок. — Мы приносим свои извинения за то, что усомнились в вашей доброй воле.

Глаза Селехара расширились, затем он быстро опустил голову, стараясь скрыть выражение лица.

— Ваше Высочество. Мы будем сообщать вам, как только у нас появится любая информация.

— Благодарим вас, Мер Селехар, — Майя устало опустился в кресло.

Селехар поклонился и бесшумно покинул Мишентелеан.

* * *

Вот уже месяц он был Эдрехазиваром Жас, а не просто Майей Драхаром, и управление Этуверацем стало казаться делом более простым, хотя и по-прежнему утомительным. Он знал имена большинства, если не всех, придворных, начинал вникать в смысл их фракций, основанных на общих интересах или вражде. Независимо от замечаний Сетериса, неизменно звучащих у Майи в голове, сам он больше не попадался Императору на глаза, за что Майя был (как патетически говорил он себе) благодарен кузену. Нохэчареи и эдочареи безупречно выполняли свои обязанности, Цевет вдохновенно дирижировал распорядком дня Императора, как будто был рожден для этой миссии. Недовольные слухи и шепоты не смолкали, но на самом деле общая любовь показалась бы Майе еще более подозрительной, он был слишком хорошо осведомлен о дефиците собственной харизмы.

Чавар держался по-прежнему враждебно, но уже опасался дерзить и грубить открыто. Майя все еще надеялся заменить его на посту лорда-канцлера, но не мог этого сделать, не имея в поле зрения достойной кандидатуры. Цевет совместно с секретарями Чавара выработали сложную систему взаимодействия, обеспечивающую минимальное общение Императора с лордом-канцлером, и это если не вполне устроило их обоих, то хотя бы сделало терпимым совместное существование.

Наревис Чавар был намного любезнее своего отца. Хотя круг его приятелей мало соприкасался с окружением Четиро Чередин, Наревис сделал все возможное, чтобы завсегдатаями его вечеринок стали не только она сама, но и ее друзья. Майя был благодарен, но втайне не мог не желать, чтобы Наревис суетился поменьше. Гостиная Чаваров разделилась на два лагеря с Дач'осмин Чередин на одной стороне и Осмин Дашенин на другой, сам же Майя с величайшей осторожностью выбирал свой путь между этими враждующими сторонами. Осмин Дашенин уже не скрывала своего гнева, Дач'осмин Чередин была холодна и держалась весьма официально, хотя, возможно, тоже сердилась. Когда его не было рядом с ней, ее смех из дальнего конца комнаты звучал вызывающе громко, и Майя думал, что она, как и Осмин Дашенин, тоже дразнит его.

Майя старался держаться нейтральной территории: Наревис и друзья Наревиса, которых не могла разлучить никакая политика. Они доброжелательно игнорировали Майю, он слушал их непонятные разговоры об охоте, лошадях и собаках и чувствовал себя в относительной безопасности. Наревис разговаривал с ним на правах хозяина дома, но Майя все больше и больше проникался благодарностью к Мин Вечин, которая была достаточно осторожна, чтобы отказаться от возможности монополизировать Императора, но время от времени подходила к нему — часто спасая от жаждущих императорской благосклонности болтливых придворных — и говорила легко, не ожидая ответа длиннее обычного «да» или «нет». Она была неизменна спокойна и прекрасна, и ему порой казалось, что певица флиртует с ним, хотя не имел ни малейшего представления, как следует реагировать на внимание такой красавицы. Она заставляла его чувствовать себя почти нормальным, почти счастливым.