Гоблин – император

Майя поразмыслил и отказался от идеи сообщить священнику, что его Улимер выглядит намного приятнее сырого и грязного Отасмера в Эдономее. Мудрее с его стороны будет говорить как можно меньше, кроме того, он опасался, что священник примет его слова за своего рода шутку, неуместную в данных обстоятельствах. Тем не менее, это была правда. Улимер выглядел захудалым и потрепанным, но чистым, и побелку, которую экономили на внешних работах, щедро расходовали внутри. Робкие люди, эльфы и гоблины, в глубоком трауре, очень напоминавшем одежду, в которой Майя покинул Эдономею, были родственниками и друзьями экипажа «Мудрости Чохаро» и слуг, чьи жизни оборвались вместе с жизнями их благородных господ. Многие из скорбящих были облачены в ливреи; Майе показалось, что одного или двух из них он видел накануне в коридорах Алсетмерета. Он разглядел горе и боль на их лицах, и пожалел, что не чувствует ничего подобного в сердце своем. Он пожалел, что не имел отца, достойного траура.

Потребовалось некоторое время, чтобы найти место, проводить Императора и его нохэчареев в Улимер, при этом не вызвав излишнего дискомфорта и смущения для всех заинтересованных сторон, но с помощью доброй воли всего собрания, священника, Императора и его Атмазы вопрос был улажен, и прелат, заняв свое место перед алтарем Ули, таким же чистым и ветхим, как и весь остальной храм, начал заупокойную службу.

Он произносил все слова просто и честно, в отличие от драматических завываний и трагических пауз, которыми изобиловало выступление Архипрелата из Сето, читавшего когда-то панихиду по Императрице Ченело. Майя был поражен, осознав, насколько ярки и подробны его воспоминания о похоронах матери. Казалось, с тех пор прошло не десять лет, а десять дней.

Императрица Ченело Драхаран умерла весной на восьмом году жизни своего сына. Она давно была больна, и потому осталась в его воспоминаниях седой, тонкой, как прутик, любимой мамой. В последнюю зиму его детства уже было ясно, что она умирает; ее глаза на бледном лице становились все больше и больше, а тело стало таким хрупким, что любое неосторожное движение могло причинить ей боль. Она провела большую часть зимы и весну в слезах, тоске по дому и отчаянном страхе за сына.

Ее выдали замуж очень молодой, едва шестнадцати лет, и этот брак был идеей ее отца. Великий Авар Баризана желал видеть свою дочь Императрицей. Уроженцы Эльфланда всегда враждебно относились к иностранцам, но так как они остро нуждались в дружеских связях с Баризаном и в доступе к богатой торговле на Чадеванском море, Свидетель по иностранным делам сумел уговорить Варенечибела на это брак. Это было плохое решение для всех, сказала Ченело Майе в последние дни перед смертью. Ее отец, глубоко разочарованный тем, что жена не принесла ему сыновей — только двух дочерей, одна из которых была некрасивой и полусумасшедшей — не позаботился закрепить брачным соглашением права Ченело, уделив все внимание мирному договору ради обеспечения безопасности северной границы с более обширным и сильным соседом. Свидетель по иностранным делам оказался человеком амбициозным и очень жадным. Когда Майе исполнилось два года, Свидетель был пойман на взятке от порчайнийских торговцев, о чем Варенечибел послал Ченело отвратительно откровенное уведомление.

На самом деле, Император все еще скорбел по своей третьей жене, умершей пять лет назад Императрице Пажиро, и не собирался вступать в брак, особенно с девушкой, годящейся ему в дочери, иностранкой, варваркой, гоблинкой; еще не успев стать Императрицей, она уже получила при дворе жестокое прозвище «нечисть». Варенечибел нашел ее уродливой, скучной, непривлекательной, но его отсутствие интереса к ней не переросло бы в ненависть, если бы их первая и единственная брачная ночь, необходимая для юридического завершения брака, не обернулась ее беременностью. Учитывая однозначность доказательств, что она пришла в его постель девственницей, он даже не мог подвергнуть сомнению свое отцовство.

Пажиро умерла при родах, и, возможно, если бы с Ченело случилось тоже самое, он простил бы ее. Но когда она выжила и произвела на свет здорового сына, такого же смуглого и безобразного, как она сама, Варенечибел злобно сказал, что если она надеялась заменить Пажиро и ее нерожденного ребенка, то сильно просчиталась. Как только Ченело оправилась, чтобы выдержать дорогу, ее с ребенком выслали в Исварое, гда она и провела последние восемь лет своей жизни.