— Всему свой срок, видать, закончились спокойные времена в славной Бизерте, — философски заметил я, вставая. — Скажите, а мистер Зенон Пуцак у себя?
— Наверняка, он с вечера там сидит. Вообще-то бар сейчас закрыт и откроется только после захода солнца, уважаемый, бармен только что убежал… Вот оно что! То-то я и смотрю! — И абориген смачно выплюнул белесый изжеванный сгусток, попав точно в открытую урну, весьма художественно сделанную из пустой бочки. Богато они тут живут, ценнейшие бочки под урны используют.
— Я бы на вашем месте тоже уносил ноги.
— Вы так считаете? Да ерунда, тут всякое бывает, — коротко улыбнулся он, и улыбка выявляла его характер больше, чем в словах; он улыбнулся с выражением совершенного наплевательства.
— Дело говорю. В бухте идет эвакуация.
— Хм-м… Эти людоеды… Они действительно настолько страшны, или это только слухи? — с сомнением проговорил он, доставая из кармана не первой свежести носовой платок и проводя им по загривку.
Все жарче и жарче. Спасительный ветерок спадал. Здесь, внизу, он вообще не чувствовался, ни малейшего дуновения, листья безжизненно свисали с кустов, растущих между двумя сараями. Как же мне его выгнать с лавки? Такой вдумчивый свидетель не нужен.
Одуряющая, цепенящая духота всегда делает человека ленивым и вялым. Обычно вместе с жарой наступает тягостная, унылая тишина, когда не слышно даже пения птиц, и лишь издалека доносится слабый звон цикад. Расслабились они тут. Нещипаные.
— Сущие чудовища, вот что я скажу… — Как же я устал долдонить одно и то же. — Рвут людей на части, у них есть специальные кованые клещи с длинными рукоятями. Насилуют во все места, а потом съедают. И женщин, и мужчин. Да… А что это там, на дереве, шевелится?
— Наверное, обезьяны, мистер, они тут частенько появляются, — уже несколько неуверенно ответил он, вглядываясь.
— Какие обезьяны? — спросил я, делая вид, что тоже напрягаю зрение.
— Местные. Обычно они рыжие такие, с желтыми пятнами на морде… Видите?
— Ничего не вижу, — ответил я с честной досадой, так как при всем желании ничего и не мог обнаружить. — Нет, приятель… Это не обезьяны… Черт возьми, похоже, там шевелится что-то покрупнее!
— Что? — наконец-то встревожился он.
— Говорят, людоеды хорошо и быстро лазят по деревьям, — зловеще бросил я шепотом и еще раз посмотрел на тянущийся за корпусом большого сухогруза ровный ряд пальм, листья которых еле слышно шептались на затихающем ветру. — Встаньте рядом, с моего места эту тварь видно хорошо…
Тут мужик не выдержал и резко вскочил.
— Извините, тогда мне пора! — крикнул он, не дослушав, и мелко перекрестился, почему-то повернувшись к решетчатой двери. — Вам за угол! Там сразу увидите крашеную железную дверь, стучите громче, а я побежал!
— Желаю счастья и удачи, старина! — ответил я душевно и добавил: — Полагаю, она вам скоро понадобится.
Вывески с названием таверны были навешены на рыжее железо сразу в двух местах: на торцевой стене без окон и дверей и непосредственно над входом. Знаменитая труба тяжело нависала над главным питейным заведением Бизерты. Только я подошел поближе к бару, как тяжелая входная дверь с шумом распахнулась, и оттуда на улицу вывалился здоровенький детина в выцветшей джинсовой паре и с помповым ружьем в руках.
— Ты еще кто такой? — быстро спросил бритый наголо человек с приметным шрамом, словно от удара саблей, скользяще прошедшейся от центра лба до левой скулы, наискосок. Редко увидишь на лицах такие страшные отметины, чаще всего после подобных ударов люди не выживают. Зато по облику — типичный негодяй-пират.
— Вали к причалам, парень, тебя уже ждут, — буркнул я, не желая глушить человека фактически на площади, и, слава Богу, этих слов хватило. Детина, оценив меня немилым взглядом, убежал, вышибая пыль тяжелыми ботинками. Вот и иди.
Но дверь-то закрылась!
Вспомнив ценный совет любителя жвачки, я принялся что есть силы барабанить кулаком по железному листу клепаного дверного полотна. Затем потыкал торцом мангровой дубины. Около минуты под моими ударами все вокруг вибрировало и громыхало. Наконец, чуть скрипнув, отодвинулась латунная заслонка дверного глазка, из достаточно небрежно вырезанного круглого отверстия показался край морщинистого лица, а затем и карий глаз.
— Что надо? Мы закрыты.
— Надо, если стучу. Че ты пялишься, открывай!
Зрачок забегал, стараясь побыстрей рассмотреть, что и кто находится рядом со мной, затем в дыре показались потрескавшиеся губы, что-то отрывисто прочавкавшие на неизвестном мне тарабарском языке. Что ж, на то и поликластер, кого тут только нет.
Как же слепит без очков! Дверь открывается внутрь темного помещения, где после яркого дневного света действовать будет непросто, а времени на адаптацию не предусмотрено планом операции. Надо закрыть один глаз.
— Что там еще стряслось? — прозвучало на испанском.
— На английском говори, дикарь!
— Да кто ты такой? — прохрипел сторож. Что-то мне начал надоедать этот вопрос.
— Я только что прибыл из Доусона с посланием от Капитана Дика Стивенсона. — Вариант представления себя в качестве посланника я выбрал заранее.