Гобелен

Я начала догадываться, зачем Гарольд взял с собой монаха. Одерикус часто встречается с королем и королевой, поскольку король уважает его норманнские корни, а кроме того, он — королевский писец и священник. Возможно, то, что Гарольд посетил Нормандию, указывает на его намерение сблизиться с людьми короля.

Мадлен закрыла блокнот. Читать больше было нельзя, холодный ветер обжигал лицо, и она не чувствовала ни рук ни ног.

Мадлен поспешно поднялась по каменным ступенькам и вошла в музей, где было тепло. Она наслаждалась, чувствуя, как отогревается тело, и совсем не обращала внимания на экспонаты.

Она немного постояла возле стойки с сувенирами, отогревая пальцы и размышляя, что будет дальше. Мысль о том, чтобы провести остаток дня в окружении своего только что обретенного имущества, показалась Мадлен не слишком привлекательной, но и разгуливать по холодным улицам Кентербери ей совсем не хотелось.

Она подошла к кирпичному зданию, где располагался городской архив, так и не решив окончательно, что делать дальше. Работники архива должны быть на месте, прикинула Мадлен, переводя взгляд от двери с облупившейся краской на часы. Полдень еще не наступил, а ланч у англичан начинался не раньше часа.

В приемной Мадлен снова вспомнила о дантистах, но сейчас за столиком сидела серьезная молодая брюнетка, которая посмотрела на посетительницу, оторвавшись от монитора компьютера.

— Добрый день, — вежливо сказала брюнетка. — Я могу вам помочь?

— Да, надеюсь, можете, — сказала Мадлен, не зная, с чего лучше начать. — Меня интересуют артефакты, находившиеся в аббатстве Святого Августина и… — Она замолчала, затем собралась с духом и продолжила: — Любая информация… список или документы, которые как-то с этим связаны… Я занимаюсь исследованиями, — неуверенно закончила Мадлен.

Выражение вежливого интереса на лице молодой женщины не изменилось, но, когда она заговорила, Мадлен показалось, что в ее голосе появились покровительственные нотки.

— Боюсь, что подобных списков не существует. Дело в том, что библиотека аббатства была сожжена и вместе с ней погибли многие реликвии. Мы можем лишь догадываться о сотнях манускриптов или сокровищах, сгоревших в огне.

— Однако существует теория о том, что многие предметы были незаметно переправлены в церкви или даже частные дома.

Брюнетка фыркнула, стараясь сохранять вежливость.

— Да, подобные слухи существуют. Но никаких доказательств у нас нет. Сожалею, но я не могу вам помочь.

У Мадлен сложилось впечатление, что она совсем об этом не сожалеет, поскольку ее глаза не раз вновь обращались к монитору. Она почувствовала легкое раздражение.

— На самом деле вы все-таки можете мне помочь, — сказала Мадлен, стараясь, чтобы ее улыбка получилась доброжелательной.

— Да? — Брюнетка напряженно улыбнулась.

— Может быть, Николас сейчас на месте? Он просил меня зайти к нему, если я буду в архиве.

Брови брюнетки поползли вверх.

— Вы друг Николаса? Могу я узнать, как вас зовут?

— Мадлен.

Она встала, бросила прощальный взгляд на монитор и нажала на кнопку интеркома рядом с дверью, из-за которой вышел Николас во время первого визита Мадлен в архив.

— Ник, вас хочет видеть Мадлен.

Тон брюнетки заметно смягчился, когда она обратилась к Николасу, и Мадлен позволила себе улыбнуться.

Наверное, у брюнетки был к нему свой интерес.

Вскоре послышались шаги, и появился Николас. Его иссиня-черные вьющиеся волосы были распущены. Одет он был в выцветшую голубую рубашку, делавшую его голубые глаза еще светлее.

— Привет, Мадлен. Я вижу, вы набрались мужества и готовы взглянуть на изнанку Кентербери. Идемте.

Он повернулся к двери, кивнув брюнетке, которая одарила его нежной улыбкой. Мадлен последовала за ним, попрощавшись с брюнеткой, чья улыбка стала куда менее искренней.

Воздух на лестнице, окруженной каменными стенами, оказался холодным и влажным, к тому же слегка отдавал плесенью. Освещение было довольно слабым, и Мадлен заметно отстала от Николаса, который уверенно шагал по знакомым ступеням.

— Добро пожаловать в мой офис, — сказал он, обводя рукой тускло освещенную комнату с низким потолком.

Размер помещения было довольно трудно оценить, поскольку углы оставались темными, и Мадлен не знала, стоят ли там полки, которые тянулись от пола до потолка на тех участках стены, куда доставал свет.

На освещенной части пола стояли три грубо сколоченных стола, потрескивающих под тяжестью хрупких пожелтевших документов — многие из них были защищены от внешнего мира пластиковыми футлярами. Лежали здесь и книги, — некоторые были переплетены вручную, часть уже покрылась плесенью. Среди них попадались почти такие же толстые, как и современные исторические книги.