— Она душ принимала после работы. Когда одевалась, взорвался газ, и на ней белье вспыхнуло. Она выскочила в коридор, а там мужчины, она назад, в огонь. Вызвали «скорую», но спасти не удалось…
— И муж моей сестры сгорел, — говорит первокурсница.
— Как, твоя сестра замужем? — недоумевает Лиана.
— Может, и у тебя самой уже ребенок?
— Нет, я девушка!
— Что же случилось с твоим зятем? — спрашиваю я.
— Где-то на Крайнем Севере, у черта на куличках, открыли месторождение газа. Когда поджигали, он огонь глотнул.
— Это страшно мучительно.
— Да, он очень мучился, говорят.
Наступает молчание.
Не могу больше. Не могу. Сейчас уйду… А завтра… А завтра снова позвоню Лиане? Наверное. Я гляжу на часы.
— Мне пора, девушки!
— Надоело с нами?
Я треплю хозяйку по щеке.
— Что это значит? — вопрошает хозяйка Лиану. Лиана поводит плечами. — Придете еще?
— Куда денусь.
На улице все так же знойно.
Когда я вернусь домой, Лиана, вероятно, позвонит и спросит, почему я ушел. Что ей ответить?
Тридцатипятилетний шах возвратился домой. Он ходит по комнате, пытаясь обрести душевный покой. Принимает холодный душ. Все тщетно. Душевный покой утрачен. И напрасно поглядывает он на телефон — никто не позвонит.
На столе белый лист бумаги: « В снегопад на землю слетают невидимые добрые гномики под белыми зонтиками…»
Глупости все это.
В снегопад на землю падает снег.
А точнее — выпадают атмосферные осадки.
Зима в этом году в Тбилиси необычная. Морозно, хотя снега и в помине нет. Нескончаемо льет дождь, и без устали завывает ветер. На улицах слякотно, безлюдно.
И сегодня вот ветер завладел рано опустевшими улицами, ворошит еще не развеянную сухую листву, перемешивает ее с пылью, крутит, взбивает, а с запоздалых прохожих, вроде меня, озорно срывает шапки. Одних поторапливает, подталкивая в спину, других задерживает, налетая спереди.
Как бы я ни мерз, при виде своего дома сразу согреваюсь. Еще несколько шагов, и я избавлюсь от колючего морозца зимней ночи. Опережая меня, ветер захлопывает за мной входную дверь. Я окунаюсь в тепло квартиры, растираю окоченевшие руки.
— Где ты пропадаешь? — сердитым шепотом спрашивает из спальни мама.
— Что мне поесть?
— Таскаешься невесть где, как бездомный.
— Что мне поесть?
— Загляни в холодильник.
— В холодильник?! В эту холодину…
— Тише, отца разбудишь. Поешь что от обеда осталось.
Я принялся за ужин, уминаю за обе щеки.
— Сынок… Письмо тебе пришло, сынок.
— Да? Где оно?
— Возле зеркала на столике.
— Хорошо, спи, мам, спи.
Я положил письмо перед собой и, выжимая лимон в чай, пристально всмотрелся в конверт, словно сквозь него хотел прочесть. Желание проникнуть в тайну донимает человека в любом возрасте, будоражит в нем ребячье любопытство. Со мной всегда так. Сколько раз носил я письмо в кармане нераспечатанным, сочиняя всевозможные варианты содержания. Не знаю почему, но, одолеваемый жаждой, у родника я сажусь и слушаю плеск воды. Вот и сейчас мне бы вскрыть конверт, а я перебираю в голове всякую всячину, отстраняясь от того, что занимает меня больше всего.
Я разложил перед собой прямо на тарелках вечернюю газету и стал просматривать спортивные новости. Наконец выключил свет и с письмом в руке направился к кровати. Радуюсь, как маленький. Но чему? Не знаю. Письмо может и не порадовать.