Гном и Кассандра

— Ну так. Взял и ушел. Я как-то давно папе сказал, что пацаны в классе меня тормозом дразнят. Он сказал: если кто назовет тормозом, бей по роже. Ну если не девочка. Просто разворачивайся и бей со всей дури. И ни о чем не думай, все само образуется, хуже не будет. Вот. А в детдоме меня преподаватель физкультуры тоже тормозом назвал. Я через «козла» не мог прыгнуть. Он и назвал. Ну а я — со всей дури… У него из носу кровь пошла. Он сказал, что меня убьет. Я и ушел. Потому что он в самом деле убить может. У него даже глаза красные. И руки тоже. Как две моркови кормовые. Честное слово. А рожа такая, как будто ее пожевали и выплюнули.

— Ужас. И где ты сейчас живешь?

— Да… по-всякому. Вот в подвале тоже. Ну откуда вы вылезли.

— Погоди, погоди. Ты не из девятой ли квартиры, бывшей?

— Ну да! А как вы знаете?

— Да… да так, случайно. Просто подумалось.

— Бывает. Значит, вы тоже тормоз.

— Вот ни фига себе! Это почему?

— Потому. Я ведь вообще-то в самом деле тормоз. Я сразу не схватываю. Зато потом вижу больше других. А они этого не понимают. Поэтому — тормоз. И ты тоже такая же.

— А, так мы уже на «ты»?

— Ну да. А ты против?

— Да ладно. Тебя звать-то как?

— Гера. А тебя как?

— Зови Алей тогда уж. Кстати, Гера. Ты вообще-то куда едешь-то?

— Я? А ты куда?

— Ну ты нахал. Ладно, я на вокзал еду. Дело у меня там. Понял?

— Ну вот. И я на вокзал. Дело у меня там.

— Голову не морочь. Какое такое дело?

— Просто… Мне показалось, что они вас заметили.

Так. А вот это уже не шутки. Совсем. Пацан такой: раз сказал, значит есть тема. А коли тема есть, значит жабры по течению! И не нужно выпытывать, он ничего путного не скажет все равно. Сейчас, по крайней мере. Тормоз, что скажешь. Йо-хо-хо, не пора ль на выход?

— Так. А вот теперь, как там тебя, Гера, — я сойду. Да, я сойду… И изволь молчать!.. Вот и чудно. Ступай сейчас к себе. Дальше я одна. Вот и умница.

* * *

Когда до одури хочется затеряться в толпе, стать уличной молекулой, миражным промельком, сгущением пустоты, люди, словно учуяв, начинают словно бы шарахаться от тебя, создавать вокруг некую мертвую, обозримую зону отчуждения.

Боясь оглянуться по сторонам, я досеменила до подземного перехода, облегченно нырнула в его спертое дупло. Задела кого-то своим костлявым рюкзаком, и только тут рискнула оглядеться по сторонам. Да нет! Право же нет никого подозрительного. Вообще, почти одни бабы кругом. Можно даже дух перевести. Выгляжу, небось, как чушка! Ай да ладно. От подземного перехода только улицу перейти, и вот тебе вокзал. Йо-хо-хо, добрести бы только!

* * *

Опять повалил сырой, слезливый снежок, улица съежилась, у людей пропали лица, небо разбухло, как свернувшееся молоко. Легко сказать, улицу перейти. Зона отчуждения опять возникла, распёрлась, как купчиха, ощерилась, вот, мол, она, ежели кому надо!

Мигнула ядовитая прозелень светофора. Не угодно ль вперед!

И вот тут… Какой-то сильный боковой удар откинул ее в сторону от дороги. Охнув, она завалилась на бок, упала ничком в сугроб, больно ударившись локтем обо что-то, кажется, об урну. Глухо звякнул чемоданчик в рюкзаке. Вот тебе и подарок домашнему умельцу. «Всё, хана», — отчетливо и равнодушно произнес внутренний голос…

Дальше было невообразимое — поросячий визг тормозов, какая-то смутная, сопящая давка вокруг, охи, ругань. Потом кто-то истошно заголосил: «Уби-и-ли! Уб-и-ли!» — «Кого убили-то, господи? Не меня ль?» — «Да нет, не вас. Мальчика, мальчика убили!..»

Какого такого мальчика еще… А!?

Аля вскинулась, поднялась на колени, тряся головой и сбрасывая с лица ошметки полуснежной слизи. Галдящий народ возмущенно роился чуть в стороне, вокруг чего-то недвижного, распластанного на сугробе. Аля, почуяв недоброе, вскочила на ноги, остервенело мыча, растолкала людей и присела на корточки.

— Эй!.. Ну как там тебя, господи! Что там у тебя? А?! Ну что ты молчишь, тормоз проклятый?

— Сама ты тормоз, — лежащий поднял голову. — И звать меня Гера? Забыла, что ли?

— Идиот! — заорала Аля с такой надрывной, плаксивой истошностью, что ужаснулась сама. — Ты тут шутки со мной шутишь, да?!

— Ничего себе шутки, женщина! — сказала стоящая позади дама одышливым, негодующим басом. — Мальчишку машина сбила, она про шутки. Какая машина?! А то я знаю. Серая такая. Шырк на тротуар! Будто нарочно, ей богу. Мальчишка упал. Машина остановилася, мужик оттудова выскочил. Я-то думала, помочь хочет, а он хвать рюкзачок-то его, в кабину закинул и — ходу. На рюкзачок позарились! Так-то вот! А говорите, шутки! Шутница, бля. Вы вообще-то кто будете? Мне ваша внешность не нравится. Документы есть у вас? А мальчишке надо скорую. Я сейчас позвоню…

— Ой, не надо скорую! — Герка, заметно кривясь от боли сел, надвинул на брови слетевшую было гномовскую шапочку. — Зачем скорую. Вон Алька здесь же. Да?!

Он глянул на нее исподлобья, как-то по-особому набычившись, словно желая сказать: «Ну не молчи же ты, как дубина».

— Ну да, — неуверенно кивнула Аля. — Мы сами как-нибудь. Он шажок, я прыжок. И придем на торжок. Я вот сейчас ему подняться помогу, и мы сами. Так ведь?