Гнёт ее заботы

Кроуфорд кивнул, пытаясь удержать вернувшуюся ненадолго ясность. ― Как ты меня нашел? ― спросил он.

― Я поручил моим слугам поспрашивать вокруг об англичанине со знаком Карбонариев на руке, который почти наверняка пытается покончить с собой. Они быстро разузнали, что ты был в одном из этих притонов, а затем похитили одного из местных нефандос[367] ― так они, видишь ли, здесь величают нефферов, это к тому же означает «неспособный» или «нежелающий говорить» ― и пригрозили, что убьют его, если он не выдаст расположение этого места.

Байрон презрительно фыркнул. ― Тот, конечно же, сразу раскололся и, рыдая, начал лепетать, как туда можно добраться. Эти нефандосы ― просто трусы. Даже находясь во власти своего порока, все чего они хотят, лишь безопасно скользнуть по его поверхности, словно бахвалящийся распутник, у которого хватает смелости лишь на то, чтобы подглядывать в окна спальней. Если бы они и в самом деле жаждали испить сию чашу, они бы отправились на север, в Портовенере, где и впрямь могут найти вампира.

Кроуфорд кивнул. ― Полагаю, так оно и есть. Они просто жаждут грез, что обретают от своих кварцевых фетишей и легких металлов… а так же в крови людей, которые были укушены. Можно видеть посредством крови. Он направился было вперед, но был вынужден снова опереться на Байрона.

― А я к тому же теперь даже не зараженный. Но они сказали, что для ценителей моя кровь все еще заслуживает внимания ― они говорят, она словно молодой уксус, в котором они могут… все еще чувствовать вкус того изысканного вина, которым она когда-то была. Он издал болезненный смешок. ― Ты определенно придешься им по вкусу. Если конечно когда-нибудь впадешь в нищету…

― Благодарю. Без работы я теперь не останусь.

Некоторое время они молча хромали вперед, и Кроуфорду приходилось постоянно напоминать себе, где он находится. ― Я попытаюсь снова подняться в Альпы, ― хрипло сказал он, наконец, ― ради нашего ребенка, но боюсь, что в этот раз умру задолго до того, как достигну вершины. Я был… неизмеримо моложе в 1816.

― Если мой замысел сработает, нам не придется ехать дальше Венеции, ― сказал Байрон. ― Думаю, я знаю, как можно ослепить Грай.

― Ослепить… Грай, ― повторил Кроуфорд, печально оставляя слабую надежду разобраться хоть в чем-нибудь из происходящего.

Еле волоча ноги, они завернули за угол, и Байрон снял шляпу и замахал поджидавшей и карете.

― Этой ночью ты остановишься в моем доме в Пизе, ― сказал Барон, когда карета тронулась в путь, ― а завтра утром мы возьмем эту карету до Виареджо, где встретимся с Трелони, который приплывет туда на Боливаре. Он изготовил какую-то адскую жаровню, чтобы сжечь на ней тела. Мы же доставим свинцовые ящики для пепла.

Кроуфорд кивнул. ― Я рад, что их наконец-то сожгут.

― Я тоже, ― ответил Байрон. ― Эта чертова Санитарная Служба всеми правдами и неправдами тянула с предоставлением нам необходимых разрешений ― я думаю, кто-то высокопоставленный в Австрийском правительстве хочет, чтобы из песка вывелись вампиры ― но теперь у нас эти разрешения есть, и мы намерены ими воспользоваться, прежде чем их успеют отменить. Я только надеюсь, что еще не слишком поздно.

― Подожди ка минуту, ― сказал Кроуфорд. ― Пиза? Я не могу туда отправиться ― тамошняя гвардия разыскивает меня.

― О, господи боже, ты и вправду думаешь, что тебя можно узнать? Ты теперь должно быть весишь все девяносто фунтов[368]. Дьявол, да ты только посмотри на себя!

Байрон потянулся, сграбастал пригоршню грязных белых волос Кроуфорда и потащил. Почти без всякого сопротивления в его руке остался слипшийся клок волос. Байрон выбросил его в открытое окно и вытер руку носовым платком, а затем избавился от него таким же способом. ― Ты выглядишь словно больная, умирающая от голода столетняя обезьяна.

Кроуфорд улыбнулся, хотя зрение его было затуманено навернувшимися слезами. ― Я всегда говорил, что мужчина должен повидать что-то в жизни, прежде чем удариться в отцовство.

* * *

Дети Ли Ханта тоже заметили сходство Кроуфорда с обезьяной, и, окружив их, наперебой заголосили, что зверинец лорда и так уже слишком обширный, чтобы помещать туда еще и этого «шелудивого орангутанга», ― но Байрон с проклятьями отогнал их прочь и повел Кроуфорда вверх по лестнице в ванную, а затем пошел разыскать Трелони.

Кроуфорд оттер себя, пользуясь благоухающим розой мылом, что должно быть принадлежало любовнице Байрона Терезе ― несмотря на то, что был уверен, узнай она об этом, она бы к нему больше не притронулась, ― а также вымыл вместе с ним свои волосы. Когда он поднял голову из воды, после того как окунул ее, чтобы смыть пену, большая часть волос осталась в ванной, плавая завитками словно белковые нити сваренного яйца; и когда он выбрался из ванной и воспользовался одной из расчесок Терезы, он осознал, что стал совершенно лысым за этот прошедший месяц.