Гнилое яблочко

У меня падает сердце. Айк доверил мне стальной фримеранг, а я его потерял. Может быть, даже испортил. Не желая больше разочаровывать наставника, я кладу сенсор в карман и бегом пускаюсь к холму.

— Скоро вернусь! — кричу я через плечо.

Я бегу через поле, уворачиваясь от хулиганов, которые размахивают руками и швыряют дубинки. На бегу я думаю, сколько фримеранг может стоить в Кладовой. За то, что я подловил Дэвина, я получил сто штрафных очков, за выполнение заданий — еще немного, так что сейчас мой общий счет составляет тысячу двести шестьдесят. И я перестал звонить на горячую линию, так что золотых звездочек у меня по-прежнему сто восемьдесят. Вычитаем единственные двадцать кредитов, которые я потратил на карманный огнетушитель, и получаем тысячу шестьдесят. Этого должно хватить хотя бы на один стальной фримеранг.

На вершине я останавливаюсь и осматриваю сад по другую сторону холма. Только я собираюсь сбежать вниз и изучить его поближе, я слышу знакомый голос.

— Да кем она себя возомнила? И где она, по ее мнению, находится? И когда это стало в порядке вещей — демонстрировать абсолютное неуважение к людям, которые стараются тебе помочь? К единственным, кто согласился тебя принять?

Анника. Она пролаивает эти слова в рацию, слетая по ступенькам ближайшей беседки, потом садится в гольфмобиль, резко срывается с места и уезжает.

Все это очень странно, но не имеет ко мне никакого отношения. Я начинаю спускаться с холма — но тут ветер доносит до меня звуки, и я останавливаюсь.

В саду хрустят ветки. Вдалеке разговаривают и смеются ребята. Я решаю, что мне мерещится, и делаю шаг.

Но вот снова — тихий, слабый звук, как будто кто-то поет. Только он постоянно прерывается хлюпанием и сопением.

И кажется, он доносится оттуда, откуда только что уехала Анника.

Я забываю о фримеранге, спускаюсь с холма, теперь уже медленнее, и направляюсь к беседке. Между деревянными перекладинами я замечаю длинную рыжую косу — и у меня внутри все сжимается. Это все равно не мое дело… но я ускоряю шаг. Прежде чем здравый смысл успевает убедить меня этого не делать, я взбегаю по ступенькам и вхожу.

— Все хорошо?

Элинор глотает ртом воздух. Поднимает голову. Торопливо начинает собирать фотографии, разбросанные вокруг. Тут их десятки — некоторые цветные, большинство черно-белые. Из ее глаз на фотографии капают слезы, не давая мне разглядеть, что там изображено. Элинор собирает фотографии в пригоршню и засовывает между страниц открытой книги. Потом закрывает книгу и обеими руками надавливает на обложку — как будто, если она нажмет посильнее, фотографии растворятся и ей никогда больше не придется их видеть.

В конце концов она убирает руки. Обложка подскакивает. Элинор откидывается назад, снимает с косы зеленую атласную ленту и вытирает глаза. Сейчас она спросит, что я здесь делаю, и закричит, чтобы я уходил и оставил ее в покое. Я жду этого, но Элинор молчит.

Честно говоря, лучше бы она не молчала. Тогда мне бы не пришлось неловко переминаться у входа, желая помочь, но не представляя, как именно.

— Если ты ищешь мистера Громера, — наконец говорит она ровным голосом, — его здесь нет.

— Мистера Громера? — не сразу отвечаю я.

Она поднимает голову:

— Разве не этим вы с друзьями занимались всю неделю? Ходили за ним по пятам и пытались улучить момент, чтобы его подловить.

В голову приходят сразу три ответа. Первый: за исключением Лимона, члены команды — не мои друзья. Второй: если Элинор знает, что мы замышляем, значит, мы не такие хитрые, как сами считаем. Третий я произношу вслух.

— Я искал не его, — говорю я, делая несколько шагов внутрь беседки. — Я искал тебя.

Я понимаю, что такие слова мог бы сказать какой-нибудь слащавый парень в слащавой мелодраме. Но я также сознаю, что это правда… и что лицо Элинор слегка светлеет, когда она слышит эти слова.

Боясь ее спугнуть, я не подхожу ближе и сажусь на пол. Мы молча сидим, и я оглядываюсь. Снаружи беседку окружают высокие деревья. Листва с них уже опала, но их достаточно, чтобы беседка казалась защищенной. Сквозь щели в крыше пробиваются белые лучи света, оставляя блики на серой пыли. Тут спокойно. Уютно. Слащавый парень не отказался бы остаться в таком месте вдвоем с симпатичной девушкой.

— Она злится на меня, — говорит Элинор, напоминая мне, почему мы здесь.

— Кто?

— Анника. Она думает, что я недостаточно стараюсь. Что мне не хочется здесь находиться.

— А тебе хочется?

Она пожимает плечами:

— Есть места и похуже.

Мне любопытно узнать, что это за места, но я догадываюсь, что сейчас не время.

— Она говорит, что мне нужно упорнее трудиться — или столкнуться с последствиями.

— С какими последствиями? — спрашиваю я. — Тебя выгонят отсюда?

Элинор кивает. Я вспоминаю некоторые наши предыдущие встречи. Как она сидела напротив меня во время моего первого ужина. Как смотрела в окно на уроке математики. Как стояла у входа в подсобку в актовом зале. Как плелась в хвосте при восхождении на гору. Как на День благодарения сидела в Кафетерии без подарков. Всегда молча. Почти всегда одна.

— Ты хочешь домой? — спрашиваю я.