Гниль

— Где мы? — тихо промычал Чебурек. — Я писать хочу, — добавил, точно маленький и схватил Пашку за руку, которую в любой другой раз Воробьёв бы выдернул, но сейчас решил всё оставить как есть. Сейчас он был слегка не в себе, растерян и честно сказать до усрачки напуган.

Он снова вздрогнул, по позвоночнику разлился холод и замер где-то в кишках свернувшись узлом ледяных осколков. Пашка пытаясь отделаться от приснившегося кошмара, который, судя по крепко сжимающим его ладонь пальцам Чебурека, кошмаром вовсе не был.

— Что делать будем? — бодро и с надеждой сказал Чебурек и болезненно сжал руку Воробьёва.

Пашка вздохнул. Вот так всегда его без спроса снова назначали лидером.

— По обстоятельствам Генка. По обстоятельствам.

Они выбрались из кабинета и никого не нашли. В центральном корпусе было неестественно тихо. Не сновали туда сюда подростки, не было слышно гула голосов и смеха. Не улюлюкало вечное радио директора, которое включалось ежедневно в целях просвещения подрастающего поколения классической музыкой.

По пути мальчишки направились в туалет, где сделали все свои дела, поочередно становясь в коридоре на всякий случай на стреме.

* * *

Они присели возле окошка на мягкий, продавленный диванчик. Решили передохнуть и всё обдумать. Рядом в деревянных ящиках нависали своими мясистыми листьями экзотические цветы.

Воробьев предложил бежать, Генка уговаривал позвонить в полицию, или домой, попросить бабушку приехать и его забрать.

Слышать подобный детский лепет из уст Чебурека ему было не впервой. Поэтому Пашкой было предложено первым делом направиться в столовку, где, в обычное время во время завтрака собиралось очень много людей. Генка же рвался в спальню, игнорирую собственный извечный утренний аппетит, мол, вот бы ему первым делом то позвонить. Воробьев настоял на своём и потащил его в столовку.

Пройдя по коридору и спустившись по лестнице, они обнаружили, что на посту возле вахты на первом этаже — никого. А, подойдя к дверям столовой, разглядели там кучку подростков и несколько взрослых, которые с остервенением жрали что-то красное, напоминающее мороженое мясо, периодически почёсываясь.

Мальчишки столбом замерли возле дверей и Воробьёв шикнув, запретил входить внутрь. Генка и не слышал он приковал свой взгляд к отёкшему серому, как скисшее тесто покрытое наростами лицо поварихи взвалившей свои телеса на стол в среднем ряду Её грязные руки месили на столе головку сыра. Только вот головка сыра была вымазана красным.

Подростки за столиками выглядели дико в своих свалявшихся мокрых майках. Их кожа была бледной, а открытые участки тела покрывали наросты. Многие знакомые лица напоминали надутые гелием маски, будто их изнутри нешуточно распирало от газа.

Мальчишкам ни за какие коврижки не хотелось к ним подходить. У них даже мысли не возникло кого-то здесь о чём то спрашивать.

С громким «пуф» лопнул нарост на лбу тощего подростка, жевавшего, что-то мягкое и красное в среднем ряду. Он задёргался и упал на пол. Из образовавшейся у него дыры на лбу проклюнулся коричневый извивающийся отросток. Оканчивающийся мягким чешуйчатым шариком. Как у улитки мать его. Шарик завертелся на своей оси, а потом открылся и уставился прямо на мальчишек. Это было уже выше их сил.

— Бежим! — тихо с придыханием на ухо Генке произнёс Воробьёв.

Они медленно на цыпочках отступили от двери столовой, а затем изо всей мочи побежали к лестнице.

В спальне царил разгром. Кто-то злостно разворошил все постели, раздолбал лежащие на прикроватных тумбочках телефоны, разворошил из шкафов вещи.

Окна так и остались распахнутыми, на полу растаявший снег давно превратился в воду. Убедившись, что в спальне никто не прячется, Воробьёв предусмотрительно закрыл дверь и поставил под ручку спинку стула.

— Итак, переодеваемся, затем забираем из тумбочек все нычки и валим из трудколонии ко всем чертям! — как отважный герой боевика провозгласил Пашка и первым начал снимать потную, грязную одежду и промокшие кроссовки с вонючими носками.

Они вылезли через окно, благо спальня находилась на первом этаже. На улице их снова ждал полный облом. За центральными воротами строго следил замерший точно в анабиозе охранник. Шапка ушанка еле натягивалась на его распухшую как арбуз голову. Ее края, то и дело сами по себе странно подрагивали.

Мальчишки остановились у кухонного блока, не рискнув приблизиться к мусорным контейнерам. При дневном свете и так было отчётливо видно, как в дверь овощехранилища спускались группки подростков, некоторых даже вели насильно, скрутив под ручки как военнопленных. Через некоторое время подростки выходили, вытаскивая мешки с картошкой. А когда несколько чумазых мальцов в трусах и майках присели на корточки и стали жадно вгрызаться в грязные сырые клубни, то Генка и Пашка совсем обомлели и были вынуждены отвернуться, пытаясь побороть приступ рвоты.

Время приближалось к обеду. Подростки не спешили покидать овощехранилище, а охранник всё так же точно оцепенелый стоял на стрёме у ворот.