Гнездышко

Принятая ванна и распущенные по плечам чёрные волосы сразу сделали Коломбу красивой, и она, в своём синем купальном халате, как бы излучала торжественный свет – Алиса называла это «физиономия архангела в эйфории». Она поддерживала Эрмину, которая ссутулилась и, казалось, истаяла, уменьшилась ростом – как видно, силы её были на пределе. Украшенные золотыми розочками платье и чёрный берет были покрыты пылью. Но гневное и счастливое выражение её лица, лица женщины, не отказавшейся от намерения одержать победу, спорило с её измученным телом. Алиса поднялась ей навстречу и коротко спросила:

– Так как, Эрмина?

– Всё в порядке.

– Что – в порядке? Он разводится?

На лице младшей снова появилась тревога. Она повалилась в самую глубокую вмятину родного гнёздышка.

– Не так скоро! Подожди… Глупость, которую я совершила, оборачивается вроде бы совсем неплохо. Я кое-что узнала наверняка, ребятки. Горизонт заметно прояснился!

– Вылезай, будь добра, из этих метеорологических дебрей и расскажи всё прямо, – проворчала Алиса.

– Прежде всего, я требую к себе внимания, – захныкала Эрмина. – Вместо супа я проглотила два коктейля и два сэндвича с кресс-салатом… Человек-желающий-мне-добра хотел, чтобы я выпила анисовки с водой и ела эклеры в кафе… На кого теперь можно положиться?

Рассказывая, она смеялась и, не вставая с места, сбрасывала одежду – выскальзывала из узкой юбки, скидывала крохотные трусики из шёлковых кружев, розовый пояс с резинками, длинные красновато-коричневые чулки. Спуская бретельки коротенькой комбинации, она остановилась, закрыв руками грудь, и просительно взглянула на сестёр.

– Той из вас, кто принесёт мне большой халат, я ноги буду целовать…

Охваченная внезапной застенчивостью, она дрожала от нервного озноба. Когда Коломба ушла за халатом, Алиса прочла в светлых и взволнованных глазах Эрмины робкое желание броситься ей на грудь, но не ответила на её порыв.

Узорчато простёганный шерстяной халатик опустился на дрожащие плечики, и его розовый отблеск отразился на щеках, где нанесённые утром румяна уже утратили свой нежный цвет под несколькими слоями пудры.

– Сидите, вы обе, – приказала Алиса. – У вас с утра столько всего произошло…

Она сама взялась устраивать маленький ужин, заказала по телефону вина, хлеба и льда из соседнего кафе. Хлопоты не докучали ей, она рада была не слушать новую версию «дела Уикэнд» и осторожные реплики Коломбы. Впрочем, сёстры и не собирались ей помогать. Ходя из кухни в комнату и обратно, она могла слышать обрывки их историй, излагаемые в деталях, как положено женщинам, «у которых столько всего произошло».

– С одной стороны, – говорила Коломба, – мой Балаби чувствовал бы себя в По более свободным, и я тоже, потому что работа обязательно заставит нас быть вместе… Наша дружба будет тем самым как бы узаконена, ты же меня понимаешь…

Эрмина в знак согласия энергично кивала, произнося с равномерными промежутками: «Угу… угу…» «А та и не замечает, что Эрмина думает о другом», – посмеивалась Алиса. Она откупоривала вино, измельчала лёд, переливала в графин портер, шипящий неукротимой коричневатой пеной…

– Я не утверждаю, – восклицала Эрмина, – что мой поступок был гениальным ходом, но…

Алиса протирала стаканы, пожимая плечами. «Как раз наоборот, она именно это и утверждает! Если всё хорошо обернётся, она даже заявит, что не заряжала револьвер…» Усилием воли она заставила себя прекратить это зубоскальство новоиспечённой неудачницы, захлопала в ладоши и по давно заведённому обычаю пропела:

К столу, друзья, к столу, друзья,
Здесь ждут вас фрикадельки!
Их есть холодными нельзя —
Живей готовь тарелки!

Стремясь поскорее утолить голод, они поначалу хранили молчание. Обменивались короткими понимающими улыбками, благодарили Алису, лёгкими вскриками приветствовали шипение вина, прохладу плавающего в ледяной воде, среди айсбергов, масла. Дым сигарет, которые, едва погаснув в пальцах Коломбы, зажигались вновь во рту Эрмины или Алисы, мешал ощутить вкус и аромат блюд. Но с самых юных лет сёстры уже не замечали этого. Насытившись, они продолжали тянуть маленькими глотками вино, крошили пирожные, и у Коломбы, как и у Эрмины, выражение лица изменилось. Эйфория архангела сменилась озабоченностью, а Эрмина нервно сковыривала ярко-красный лак с ногтя большого пальца.

– Кофе не будет? – спросила она у Алисы.

– Ты не заказывала.

В знак извинения Эрмина протянула худенькую руку в плотном розовом рукаве.

– Но, птиченька моя, это же проще простого! Коломба, держу пари, что тебе хочется кофе? Да? Коломба, свисти!

Сев на край открытого окна, Коломба издала длинный свист, завершившийся тремя отдельными нотами. С улицы ответил такой же сигнал.

– «Ля Банк э де Спор» сейчас доставит нам три кофе, – сказала Эрмина. – Это удобно. Видишь, какой у нас теперь комфорт Мне страшно стыдно – я никогда не умела свистеть. У Вертюшу манекенщицы говорили: если женщина не умеет свистеть – она холодная!