Гнездо в соборе

— И все-таки не надо умничать. Повторяю: что вы сделали со Щербиной?

Усатый не успел ответить — вошла хозяйка. Она расставляла на столе жбан, кружки, закуску, что-то щебетала себе под нос, а двое с безмятежным видом — на какой они были способны в этот момент — обменивались ничего не значащими репликами: «Ну, ты как?» — «Да так…» — «Это хорошо, что ты…» — «Да…» Минуты передышки было достаточно, чтобы оценить обстановку, разобраться в намеках, и потому Оксаненко особо напряженно ждал ответной реплики фальшивого сотника. И все равно ответ самозванца прозвучал не обыкновенно:

— Надо бить противника, чтобы не быть побитым, — многозначительно, со спокойной улыбкой произнес тот.

Оксаненко пытливо вглядывался в его лицо, стараясь понять значение застывшей на нем усмешки.

— Это не ваши слова, — наконец ответил он. — Так говаривал Мартин Янович.

— И вовсе не Мартин Янович, — уверенно возразил мнимый Щербина. — Я их слышал от Яна Фридриховича. Ну, что же? Может быть, вы уберете эту игрушку?… Думайте скорее — того гляди придет Комар. Кстати, теперь я понял, что вы из Одессы.

И тотчас в голове Оксаненко закончился недолгий, но напряженный анализ, длившийся эти несколько минут. Он начался, едва усатый сказал: «Надо бить противника, чтобы не быть побитым». Эта фраза стала поговоркой украинских чекистов после того, как Мартин Янович Лацис, бывший председателем ВУЧК до Манцева, произнес ее на собрании представителей губернских чрезвычайных комиссий, произнес и добавил: «Так говорил мне Владимир Ильич». Поговорка с тех пор звучала и в ответственных выступлениях, и в шутливых репликах за шахматами или шашками — она стала принадлежностью чекистского словаря. Конечно, она не была секретной, и потому, услышав её, Оксаненко вовсе не спешил признать в мнимом Щербине своего. Чуть больше значило знание им настоящих имени и отчества Лациса (Яна Фридриховича Судрабса), однако и о них мог слышать не только чекист. Но, начав провертывать в голове версию: «Мнимый Щербина — чекист», — Оксаненко через минуту нашел ей подтверждение.

Если бы вызов в Киев был связан с подозрением Оксаненко, то и явку у Комара Цупком должен был считать проваленной. Если же явка — не провалена, то значит — Оксаненко вне подозрений и мнимый Щербина — для Цупкома именно тот, за кого он себя выдает, а на самом деле — он, может быть, сменщик Оксаненко от ЧК в Цупкоме. Это теперь нетрудно было проверить, поскольку можно было встретиться со своими.

— Вам повезло… нам повезло, — поправился Щербина. — Комар приставлен ко мне якобы как телохранитель, сопровождает — черт! — повсюду. Сейчас он меня тоже довел до калитки и скоро появится здесь. Наша сегодняшняя встреча произошла из-за его оплошности, и он, конечно, скроет ее от Коротюка. Так что у него мы завтра увидимся как будто впервые. Вы поняли? Постарайтесь до этого побывать в ЧК или на нашей явке, чтобы удостовериться во мне — вы, очевидно, вне подозрений. Как вы понимаете, эта явка под наблюдением ЧК и о вашем приезде Евдокимов узнает тотчас…

— Не слишком ли вы все-таки откровенны со мной? — прервал речь усатого Федор.

— Нет, не слишком, — возразил тот. — Девяносто пять против пяти, что я не ошибся. Вы наш человек, мой предшественник в Цупкоме — об этом я знаю от Евдокимова. Ну, а если я ошибся, то провалюсь — только и всего. Зато, если я не воспользуюсь этими минутами отсутствия Комара, можно потерять все.

— Ну, что же — разумно. Нам лишь остается хорошо сыграть встречу старых друзей.

Пришедший вскоре Комар был действительно озабочен тем, что допустил свидание Оксаненко с сотником. Договорились скрыть приезд Оксаненко. Федор в ту же ночь встретился с Евдокимовым и получил от него необходимые разъяснения.

— Ваш приезд оказался кстати — теперь мы можем не беспокоиться за нашего товарища в Цупкоме. Однако уверены ли вы, что одесский повстанком не дал шифровки о вашем выезде?

Ефим Георгиевич поручил просмотреть все телеграфные ленты из Одессы, чтобы узнать, нет ли среди них шифрованного сообщения тамошнего повстанкома о выезде Оксаненко. Был предусмотрен вариант вывода Федора из операции

Контроль на телеграфе оказался не лишним. Шифровка была перехвачена в ночь с 6 на 7 мая, и ложное прибытие Оксаненко в Киев утром 7-го не вызвало никаких подозрений. На вокзале его поджидал Комар, и оба тотчас отправились на конспиративную квартиру в домике сапожника Власа.

Встреча боевых друзей Оксаненко и Щербины полностью убедила Коротюка в том, что сотник есть сотник, и в тот же день киевский чекист Андрей Виноградский под видом специального уполномоченного Петлюры Игната Щербины отправился в отряд Мордалевича. Перед отъездом он смог еще раз переговорить с Федором Оксаненко, который обстоятельно рассказал ему о поведении атамана на совещании в соборе. Подлинный Игнат Щербина в это время содержался под строжайшим арестом в Харькове.

10