Гнездо в соборе

— Подумайте заранее о кандидатуре. На этот раз наш человек должен обязательно закрепиться в штабе. Причем условия его работы усложнятся. Все-таки два наших товарища уже прошли этим путем и хотя, по всем данным, не наследили, — подстраховка не помешает. Кроме того, приближение срока восстания заставит Цупком все более и более засекречивать планы, усиливать и без того глубокую конспирацию. Поэтому новый сотрудник должен быть опытнее, уметь смотреть на дело шире. Вы, конечно, будете все чаще и чаще гостить в Киеве, однако предусмотрите возможность предоставления большей свободы действий этому сотруднику и установление им самостоятельной связи с Оксаненко и Виноградским. Сами понимаете, что это должен быть не только абсолютно надежный, абсолютно преданный человек, но и исключительно изобретательный, смелый, более информированный. Не навязываю своего мнения, но если начало ниточки окажется, как вы предполагаете, в Екатеринославе, то вспомните о Ковальчуке. Его недостатки — это продолжение его достоинств, которые в данном случае как раз и пригодятся. Идеи у него, верно, бывают странные, но в исполнении заданий он безукоризнен. Желаю удачи, Ефим Георгиевич.

12

Надежды и предположения Манцева и Евдокимова, как будто по заказу, подтвердились уже через три дня.

…Долго не удавалось екатеринославским чекистам напасть на след подполья, хотя, по поступившим из Киева сведениям, повстанком Екатеринославщины, Херсонщины и Таврии, возглавляемый атаманом Зиркой, был наиболее мощной и опасной организацией петлюровских националистов. Человек в жупане — тот самый, с которым Трепалов и Ковальчук обменялись репликами у взорванного склада, — как в воду канул. Да, с другой стороны, и неясно было, где его искать. Единственная примета — ориентир, которая выдавала в нем канцелярского служащего, — портфель. Но это мало облегчало поиски, ведь в лицо этого канцеляриста знали лишь Трепалов и Ковальчук. Председатель губчека не мог ходить по учреждениям. У Григория времени для таких обходов тоже было маловато и, хотя он ограничил на первых порах перечень подлежащих обходу учреждений теми, у которых были деловые связи со складом, искомый человек не попадался.

Первомайские праздничные дни принесли чекистам новые тревоги: в городе были распространены отпечатанные на машинке и рукописные листовки, призывавшие к сопротивлению Советской власти, клевещущие на нее. Они подбивали к открытому неповиновению и террору, содержали хвастливые обещания в недалеком будущем «вознести над Екатеринославом и всей Украиной желтоблакитные знамена УНР».

На поиски авторов и распространителей листовок были брошены большие силы губернской и транспортной ЧК. Прекратив искать иголку в стоге сена, всю операцию возглавил Ковальчук. Однако эта кропотливая работа долго не давала никаких результатов. И вот однажды к вечеру, явившись к Трепалову с очередным докладом, Ковальчук сказал:

— Александр Максимович, появилась маленькая зацепка. Почерк экспедитора речного порта Маслюка оказался сходен с почерком, которым написаны некоторые листовки. Через несколько часов получим ответ экспертизы.

— О результате немедленно доложите мне.

— Слушаюсь!

В дверь постучали…

— Разрешите, товарищ председатель? — на пороге стоял дежурный. — К вам срочно просится на прием гражданин. Очень настойчиво просится. Ни с кем, кроме самого главного чекиста, говорить не желает.

Трепалов рассмеялся.

— Кто он? Фамилию-то хоть назвал?

— Маслюк Иван Петрович, экспедитор речного порта, — заглянув в бумажку, которую держал в руке, ответил дежурный.

Трепалов и Ковальчук переглянулись от удивления.

— Ну, Григорий, — сказал Трепалов, — на ловца и зверь бежит.

Но еще больше удивились председатель ЧК и Ковальчук, когда увидели Маслюка. В дверях стоял мужчина лет пятидесяти, чернявый и круглолицый — это был тот самый человек в жупане, та самая иголка, которую больше месяца искал в стоге сена Ковальчук.

— Я — председатель губернской ЧК, — сказал Трепалов. — Это наш ответственный сотрудник, — кивнул он в сторону Ковальчука. — Что же касается вас, Иван Петрович, то мы давно хотели вас видеть,

Трепелов помолчал, наблюдая за реакцией Маслюка, и продолжил:

— Вы, что же, полагаете, что мы забыли вас? Там, у склада?

— Но я не взрывал его! — воскликнул Маслюк.

— Ну еще бы вы его взрывали. Тогда бы наш разговор был совсем другим. А зачем вы писали провокационные антисоветские листовки? Вот этот вопрос нас интересует особенно.

Маслюк потерянно посмотрел на Трепалова и опустил голову.

Ковальчук подал ему стакан воды.

— Ну, что же вы, Иван Петрович. Рассказывайте, зачем пришли, — ободрил посетителя Трепалов.

— Мне нечего сказать, — тихо проговорил тот. — Что же мне говорить, если вам все известно… Я рассчитывал признаться в своем преступлении и просить снисхождения. А вы все и так знаете.

— И все-таки, Иван Петрович, вы наверняка знаете что-то неизвестное нам. Значит, можете нам помочь. Ну, а мы — не сомневайтесь — поможем вам… Как считаете, Григорий Фомич, может быть, гражданину Маслюку будет проще отвечать на вопросы?