Гнездо в соборе

«А он не простой заговорщик, — размышлял Оксаненко, — он политик. Что верно, то верно: люди податливы на слухи, не уверены в завтрашнем дне…» Он вспомнил один из споров в ЧК, когда Евдокимов беззлобно, но твердо высмеял молодого чекиста, пренебрежительно отозвавшегося об агитационной работе. «Мало быть храбрецом, нам всем надо становиться и политиками, и психологами, — сказал тогда Ефим Георгиевич и, заметив озабоченность на лицах слушателей, заключил: — Конечно, это всем нам нелегко. Железо ковать и шашкой рубать проще и привычней, но будем учиться…»

Между тем Чепилко перешел к изложению планов военной стратегии боевых операций, а Федор поймал себя на том, что, несмотря на напряженное внимание, отвлекся на размышления. Впрочем, он еще не умел пассивно слушать, способность критического восприятия мешала простой механической работе запоминания.

— …И вот все эти мелкие отряды, — говорил Чепилко, — нужно подчинить нашим головным соединениям. Мы надеемся, что присутствующие здесь атаманы незамедлительно возьмут на себя эту работу. И повстанкомы тоже должны уточнить платформу каждой оппозиционной группы на своих территориях, их численность и боеспособность, поставить во главе верных людей, которые станут действовать не по своему разумению, точнее — неразумению, — съязвил Чепилко, — а по указанию центра, согласованному с головным атаманом. Строптивых ликвидировать.

Чепилко, дотоле быстро ходивший перед большим столом и редко, но размашисто жестикулировавший правой рукой, теперь сел и пристально посмотрел на командиров банд. Все они были моложе полковника и менее опытны. Один только Мордалевич держался почти на равных с руководством Цупкома, не исключая и его председателя. Долгая работа учителем наложила на его внешность заметный отпечаток. Двигался он неторопливо, с достоинством. Учительские интонации особенно ощущались в его вопросах, подчас он даже, как будто обращаясь к школьникам, начинал вопрос явно неуместным: «А скажите-ка…» И это часто было неприятно собеседникам.

Вот и сейчас после короткого молчания участников совещания Мордалевич спросил:

— А скажите-ка, доведет ли Цупком до сведения командиров основных частей конкретное задание, какие и где расположенные мелкие отряды должны мы к себе присоединять?

— К сожалению, мы не можем этого сделать, — ответил Чепилко. Он был явно недоволен и содержанием, и тоном вопроса. — Ни точное число самостоятельно действующих повстанческих отрядов, ни их расположение нам неизвестно. Пан атаман должен понять, насколько это трудно сделать: многие такие отряды старательно скрывают свое расположение.

— Более того, — подхватил Мордалевич, — большинство месте с атаманами только и мечтает, как бы сдаться Советам и не делает этого только потому, что боится наказания. Всегда ли, скажите-ка, целесообразно большому отряду присоединять к себе такие группы. Они могут лишь подпортить боевой дух нашего воинства, — усмехнулся Мордалевич.

— Я не совсем понимаю, кого и с какой целью атаман Мордалевич пытается убедить в неполноценности наших воинских частей? — резко бросил Чепилко.

— Не об этом речь, пан председатель, — спокойно возразил Мордалевич. — За свою тысячу сабель я пока ручаюсь. Единственное, к чему я призываю всех, — это трезвая оценка наших возможностей и общей обстановки. Аграрная политика московского правительства и объявленная амнистия — вот наши главные противники, и, как мы ни пытаемся держать людей в неведении, кое-какие вредные сведения в отряды просачиваются.

— Что же вы предлагаете?

— Я не предлагаю… Я полагаю, что нельзя далеко откладывать решительные действия. Трудно ожидать, что обстановка будет улучшаться и что, несмотря на свою политическую неразвитость, рядовые повстанцы не поймут вскоре, что сопротивление большевизму бесперспективно, да, может быть… и не нужно, — неожиданно закончил Мордалевич.

Стало тихо и тревожно. Молчал и Чепилко, беззвучно приоткрывая губы и не зная, как реагировать на заявление Мордалевича. Остальные тоже молчали, не решаясь вступать в спор с авторитетным командиром. Лишь горячий Комар рванулся было дать отпор неуместному философствованию, но Оксаненко сильно схватил его за руку и решительно, громко шепнул: «Молчи!» Федор хотел услышать продолжение странной речи Мордалевича, интересна была бы и реакция Чепилко. Тот, однако, не спешил с ответом, очевидно, понимая его важность.

Казавшееся слишком долгим молчание длилось на самом деле не более полуминуты, но этого времени председателю Цупкома хватило, чтобы принять решение. Нет, он не будет ссориться с сильным атаманом, но не станет и прямо поддерживать его.

— То, о чем говорит пан атаман, стоит выслушать очень внимательно, — сказал он, не подымаясь с места, чтобы не выдать своих чувств. — И учесть, — как учесть, Чепилко не пояснил. — Безусловно, братья, что одной лихостью победа не достичь. И я надеюсь, что вы не поняли слова пана Мордалевича как призыв идти на поклон к большевикам…

— Есть логика борьбы, — мрачно бросил Мордалевич.