Гнездо над крыльцом

Не зная этой повадки скворцов и видя под вечер, как все в одном направлении проносятся их стайки, можно подумать, что птицы торопятся до наступления темноты пролететь последние километры до родных мест, или что они, чувствуя приближение какого-то необыкновенного ненастья, спешат скорее от него, чтобы переждать непогоду. Но утро следующего дня будет таким же прекрасным, как и накануне, и снова у своего жилья будут петь вчерашние скворцы. А вечером опять непонятное бегство, и неясное беспокойство за любимцев охватывает душу. Но баюкающие песни дроздов отгоняют смутную тревогу, а токующий под звездами бекас успокаивает окончательно: стихийного бедствия не предвидится.

Раз в несколько лет выдается у нас такая весна, что со скорым теплом дружно возвращаются скворцы, а разливов еще нет. Тростники во льду, кусты и деревья — на суше. И тогда стая принимает единственно верное решение: ночевать надо в городе, и лучше всего в самом людном месте, где никто ни палкой, ни камнем в спящих не запустит. И обрастает высокий тополь на шумной улице огромной черной шапкой, принимая на свои ветки тысяч пять-шесть скворцов.

С возвращением самок, с образованием семейных пар стаи на несколько дней удваиваются в числе. И тогда в них возникает тот скрытый порядок, который устанавливается на зимовках в стаях крякв — каждый самец летит рядом со своей избранницей, не теряя ее в тысячекрылом сборище. Он и на ветку старается опуститься так, чтобы со стороны самки уже не мог пристроиться третий (холостяков, каждому из которых пара нужна не меньше, чем ему, остается еще достаточно). Смешанные ночевки продолжаются недолго. Отложив яйца, самки становятся наседками, и хотя днем самцы подменяют их на время кормежки, ночуют в скворечниках и дуплах только хозяйки. А семейные самцы, как и прежде, вместе с оставшимися холостяками — до утра в камыши.

С середины лета, когда в стаи объединяются взрослые птицы и молодняк обоих выводков, сбор на общую ночевку может поразить своей грандиозностью. У каждой стаи из года в год существует излюбленное и надежное место, где птицы проводят ночи в полной безопасности, и, уверенные в этом, не предпринимают тех предосторожностей, которые неукоснительно соблюдаются вороньем, ночующим тоже сообща. Скворцы и не пытаются скрывать от кого-либо эти места, потому что там к ним не подобраться ни сверху, ни снизу. Не пройти и не проплыть сквозь густую щетку высокого тростника. В эти заросли можно попасть только сверху, но выбраться обратно сможет лишь тот, кто способен взлететь из них свечой, не запутавшись крыльями в стеблях трехметровой высоты.

Если скворцы ночуют на лесных полуозерах-полуболотах, интересного в их сборе мало. Слетается множество птиц часа за полтора до заката, и занимаются кто чем хочет. Одни по береговой грязи бегают, что-то склевывая с нее, другие чистятся, выдергивая у себя подносившееся перо, чтобы новое быстрее росло, третьи поют на ветках. И едва скрывается за деревьями солнце, как вся масса птиц перелетает в тростники, и что там творится, можно лишь гадать, прислушиваясь к гомону, в котором не различить отдельные голоса.

Если ночевки находятся в устьях спокойных, степных речушек, на лиманах, вечерний сбор скворцов похож на всеобщую птичью игру. С разных сторон, с лугов, полей, пастбищ летят скворчиные стаи и, сливаясь друг с другом, темным, разрастающимся облаком носятся над плесами, крепями, берегами. И вот уже не облако, а черная, просвечивающая туча, меняя очертания, то растягиваясь вширь, то снова свиваясь в огромный клубок, взлетая вверх и тут же падая к воде, без ветра кружит над притихшими тростниками. Издали кажется, что в этой плотной массе из-за тесноты и неуправляемости птицы непременно сталкиваются друг с другом, цепляют крыльями соседей. Но если оказаться внутри стаи (со мной однажды такое случилось), становится ясно, почему она так легко и быстро выполняет общий маневр: птицы, не мешая друг другу, строго держат интервалы между собой. Нет и намека на какой-либо строй, но стая так четко выполняет каждый маневр, что кажется единым телом.

Покружив над тростниками, птичье облако внезапно и чуть ли не мгновенно оседает в зарослях. А те стайки, которые прилетают с опозданием, уже без всяких предосторожностей опускаются к своим. Так каждый вечер, до глубокой осени, а иногда и до раннего ледостава. Как только задернет ледок остывшие плесы, проберется мороз и под тростниковую шубу, значит пора покидать надежное убежище.