– Чего мы точно не станем делать, так это брать тебя на ручки и относить в кроватку, в которой тебе так хочется проснуться и тут же забыть обо всем, что с тобой случилось, – хмыкнул он. – Тебе придется добираться туда самостоятельно, это правда. А доберешься или нет – не наше горе, это тоже правда. Но вот указать путь – пожалуйста! Собственно говоря, это наша работа.
– И что это за путь? Он будет долгим?
Только сейчас я понял, что у меня глаза на мокром месте: этот неприятный дядя вернул мне все, что осталось от моей рухнувшей надежды. Не так уж много, но этого оказалось достаточно, чтобы возвратить меня к жизни со всеми вытекающими последствиями.
– Не таким уж долгим. Гораздо короче, чем твоя коротенькая жизнь, – оптимистически ответил он. – Собственно говоря, в твоем распоряжении всего двести двенадцать дней – ровно столько осталось до конца года. В конце каждого года мир Хомана делает выдох и избавляется от всего лишнего, в том числе от незваных гостей вроде тебя. Если успеешь убраться домой – молодец, не успеешь – тебя заберут Гнезда Химер.
– А оттуда уже никак нельзя выбраться, из этих ваших Гнезд? – упавшим голосом спросил я.
– А кто его знает. Вряд ли. Эта ловушка – одна из разновидностей смерти. Ты часто слышал, чтобы кому-то удалось воскреснуть? Если такое и случается, то очень редко, и не с бродягами вроде тебя, а с могущественными божествами, и не следует рассчитывать, что это чудо произойдет именно с тобой.
– А почему Таонкрахт и его приятели до сих пор живут в вашем «замечательном и справедливом» мире Хомана? – недоверчиво спросил я. У меня снова случился приступ блаженной подозрительности. «Они пугают меня, как армейские сержанты новобранца! – с надеждой думал я. – Сейчас придет какой-нибудь «лейтенант», построит этих умников, немного надо мной посмеется и прояснит ситуацию!»
Но таких радостей мне пока не светило. Судя по всему, здесь просто не было никаких «лейтенантов», в чьи обязанности входит брать под защиту перепуганных новичков.
– Таонкрахт и прочие альганцы – не тебе чета, – серьезно сказал бровастый. – Эти люди – путешественники, а не бродяги, они пришли сюда по собственной воле, с открытым сердцем и сразу полюбили этот Мир. Они не смотрели с ненавистью на новое небо над своими головами, не плакали и не просились обратно, даже те, чьи тела были изуродованы во время путешествия. Видел небось среди них двухголовых?
Я молча кивнул, и он продолжил:
– Альганцы сразу пришли в восторг от лесистых равнин Мурбангона, и даже сейчас, когда их настигло какое-то древнее проклятие и их дела покатились под гору, а дни сочтены, они каждое утро начинают с благодарности своему выдуманному богу – за то, что он якобы создал для них эту прекрасную землю. Глупо, но трогательно. Поэтому наш Мир не стал избавляться от них. Тебе же говорили: Хомана – справедливое место. Здесь на любовь отвечают любовью, а тот, кто желает уйти, не останется с нами надолго. И учти: если сейчас ты испугаешься и решишь, что от добра добра не ищут, и потратишь драгоценное время на признания в любви к нашему Миру, это тебе не поможет. Хомана – не глупая девчонка, которая верит словам. Она читает в твоем сердце, а сердечко-то твое все время твердит только одно: «Прочь отсюда!»
– Это правда, – растерянно согласился я.
– А то! – хмыкнул он. – Я вот все жду, когда ты начнешь расспрашивать нас про путь.
– А вас надо расспрашивать? Я думал, вы сами расскажете.
– Вот дурной! Кому это нужно: нам или тебе? Посмотрите, какой выискался! – Вурундшундба вдруг взял сварливый тон пожилой официантки из дешевого придорожного кафе.
– Хорошо, – вздохнул я. – Просветите меня, пожалуйста, о великомудрые господа, в каком направлении должен я устремить свои стопы, недостойные привилегии попирать эту восхитительную землю…
– Не выпендривайся, – спокойно посоветовал один из них. – Нам не смешно, а время уходит.
– Ну тогда просто скажите, что мне теперь делать?
Я внезапно почувствовал себя смертельно усталым. У меня больше не было ни сил, ни желания выяснять отношения с этими неприятными типами.
– Вот с этого следовало начинать, – кажется, Вурундшундба всерьез обрадовались, что я согласился играть по их дурацким правилам.
– Видишь ли, можно сказать, что тебе повезло, – один из них подошел ко мне так близко, что я зябко поежился от соседства с его тяжелым, сильным и каким-то очень уж чужим телом.
До сих пор мне казалось, что большинство обитателей этого Мира принадлежит к тому же биологическому виду, что и я сам, – кроме разве что сияющих подземных жителей, великанов Ургов и кошмарных болотных жителей Грэу и Бэу: и те, и другие внешне здорово отличались от людей. С Вурундшундба было сложнее: они выглядели вполне традиционно, нормальные человеческие существа, но этим их родство с людьми, пожалуй, и ограничивалось.