Гнезда Химер. Хроники Хугайды

– Да вот видишь: дружок мой приехал, Нидольгаль Наоргаль, – Эбенгальф уже повеселел и даже соизволил дружески мне подмигнуть. – Дерьмо вот свое привез… Понимаешь, Маггот, у меня дома с давних времен хранится одна волшебная вещь: кувшин, которые превращает в хорошее вино все, что угодно: хоть воду, хоть жижу болотную, хоть дорожную пыль… А мой приятель пристрастился превращать в вино собственное дерьмо. Говорит, что это – самое великое чудо из всех, каким он когда-либо был свидетелем. А поскольку я свой кувшин никому с собой не даю, приходится ему свое дерьмо ко мне возить – издалека, между прочим… Веселый он мужик! За день может дюжину бочонков вина выпить – вот ни капли не привираю! Теперь тут такая гульба пойдет… Одно из двух, Маггот: или я открою тебе Врата дня через два, или… Или дня через три. Раньше не просохнем, а на пьяную голову такие дела вершить не следует! – решительно заключил он.

Я хотел было возмутиться, но Эбенгальф уже отвернулся от меня, чтобы как следует стиснуть в своих богатырских объятиях невысокого толстяка в зеленом дорожном плаще с просторным капюшоном, из-под которого грозно сверкал музейного вида шлем.

– Ну вот, – мрачно сказал я Хэхэльфу. – Опять все наперекосяк! Ну и местечко этот Альган! Колдуны – сплошные алкоголики, превращают дерьмо в вино, этим чудотворством и довольствуются; красавицы – непременно с двумя головами; предприниматели делают бизнес исключительно на торговле дерьмоедами, разбойники – идиоты, к тому же еще и беспомощные, как младенцы; замки… Нет, замки очень даже ничего – захочешь, не придерешься!

– Не вешай нос, Ронхул, – беззаботно сказал Хэхэльф. – В любом случае, твои странствия, считай, завершились. Днем раньше, днем позже – какая тебе разница! Так даже лучше: еще и развлечешься напоследок. До конца года еще целых двадцать дней, так что все в порядке!

– Всего двадцать дней? – его сообщение подействовало на меня, как ведро ледяной воды на голову. – Я-то думал, у меня еще есть время…

– А чего ты переполошился? – удивился Хэхэльф. – По-моему, не всего двадцать дней, а целых двадцать дней – почти вечность!

– Но если у Эбенгальфа ничего не получится, я уже не успею… – я на секунду осекся, потому что мне ужасно не хотелось развивать эту леденящую мысль, а потом договорил: – Я уже ничего не успею исправить. Наступит последний день года, и мне придется убедиться на собственной шкуре, что эти проклятые Гнезда Химер, в которые вы все дружно не верите, все-таки существуют…

– Ох, я как знал, что лучше не стоит говорить тебе, сколько дней осталось до конца года… Какой ты все-таки смешной, Ронхул! – вздохнул Хэхэльф. – У тебя есть древний ветер Хугайда, который всегда готов сыграть на твоей стороне – только позови! – а ты вечно забываешь о нем и жалуешься на судьбу, как портовый побирушка… После таких приключений пора бы стать мудрее!

– Твоя правда, – растерянно согласился я. – Просто ко мне уже вернулась надежда, а человек, у которого есть надежда, всегда слабее и глупее того, кому нечего терять.

– Это верно, – спокойно согласился Хэхэльф. – Мой тебе совет, Ронхул: расслабься пока. Пусть все идет как идет. Если поймешь, что тебя водят за нос – начинай бузить, как вчера. Или устрой заварушку прямо сейчас, если неймется. Главное – не изводи себя пустой тревогой. Насколько я понимаю, пришли твои последние дни в этом мире – наслаждайся напоследок…

– Все-таки ты слишком мудрый, Хэхэльф Кромкелет из Инильбы! – усмехнулся я. – Сейчас ты скажешь мне, что дао, выраженное словами, не есть настоящее дао, и улетишь на белом журавле…

– Чего? – густые брови Хэхэльфа удивленно поползли вверх.

– Ничего, – улыбнулся я, – просто я уже начал наслаждаться напоследок – по мере своих скудных возможностей.

– Ну вот и молодец, – он сказал это мне снисходительно, как мамаша ребенку, который наконец-то угомонился и занялся конструктором Лего.

Эбенгальф тем временем вволю наобнимался со своим приятелем, который при ближайшем рассмотрении оказался таким же белобрысым, как сам Эстєр и еще более красномордым, чем бедняга Таонкрахт. Теперь хозяин замка энергично тащил нас всех за собой – пировать. Сопротивляться его напору было совершенно бесполезно: у Эбенгальфа был врожденный талант массовика-затейника, так что усадить за стол троих не слишком сопротивляющихся мужчин для него было – раз плюнуть.

Слуги Ахамстольфа Эбенгальфа оказались весьма разношерстной публикой. Костюмы – и, самое главное, осмысленные физиономии – доброй половины ребят, которые прислуживали нам за столом, разительно отличались от прочих – сонно ухмыляющейся альганской дворни, такой же, как у его соседа Таонкрахта. Я вспомнил слова Хэхэльфа, что в Земле Нао завелась мода на иноземных слуг, и решил, что мой новый приятель Эбенгальф – самый стильный дядя в этом захолустье. И как всех этих бедняг сюда занесло? – сочувственно подумал я, разглядывая экзотические наряды и странные лица прислуги. – Тоже небось, зашли в какой-нибудь подозрительный трактир в Бондохе, а очнулись уже в рабстве… Ну люди живут!