Гнезда Химер. Хроники Хугайды

– Так ты тот самый сын Эрберсельфа Инильбского, который вырос на Вару-Чару? – обрадовался он. – Я о тебе много слышал! Весь Хой о тебе говорил, когда твой отец нарушил свое слово, а ндана-акуса Анабан сказал, что твой отец – не такая важная персона, чтобы из-за его глупости убивать такого смышленого мальчишку… А вы сейчас с Вару-Чару едете? И как поживает младшая сестрица ндана-акусы? Все такая же шустрая?

– Шустрая – не то слово! – согласился Хэхэльф. И они принялись сплетничать об общих знакомых. Разговор то и дело переходил на бунабский язык. потом ребята вспоминали обо мне и снова начинали говорить на кунхє. Хаотическое смешение языков, поток незнакомых имен и обилие непостижимых, но живописных подробностей утомили меня неописуемо, я задремал прямо у костра и сквозь сон почувствовал, как дюжина обормотов в мини-юбках волочет меня в шатер – в высшей степени бережно и заботливо, как некое огромное хрустальное бревно…

Утром я умудрился проснуться раньше всех – иногда случаются со мной и такие чудеса! Обнаружил, что и Хэхэльф, и наш новый спутник, расположились в том же шатре, что и я – во всяком случае, рядом со мной валялись два больших свертка, очертания которых позволяли предположить, что это – просто люди, с головой завернувшиеся в одеяла. Я высунул нос наружу и с изумлением уставился на толстого жреца: он по-прежнему сидел возле гаснущего костра с закрытыми глазами, неподвижный и величественный, как бронзовое изваяние Будды – если вы способны представить себе Будду, недовольного решительно всем на свете!

– Ты уже проснулся? Не верю! – изумленно сказал Хэхэльф. – Это к чему: к дождю, или к буре, или море выйдет из берегов?

– Это просто так, для разнообразия. – невозмутимо объяснил я. И показал на пагу Пикипыха: – Что, он никогда не ложится спать?

– А кто его знает, – легкомысленно отмахнулся Хэхэльф. – Я же тебе говорил: все паги со своими причудами…

Примерно через час проснулись все остальные, наскоро перекусили – не усаживаясь на специально взятые с собой ковры, как во время ужина, а, можно сказать, на бегу. Даже толстый жрец прервал свою медитацию. Есть он, правда, не стал, общаться с присутствующими – тем более, а просто переместился в бочку на спине своего зверя. Из этого следовало, что нам пора трогаться в путь. Только сейчас мне пришло в голову, что будет нехорошо, если мы поедем в комфортабельных бочках, а наш новый спутник пойдет пешком, вместе с рабами и воинами. Я не считал пешую прогулку таким уж великим злом, скорее – наоборот, но мне показалось, что так будет невежливо.

– Ты можешь ехать на моем звере, – великодушно сказал я Кугайне, – а я пойду рядом. А когда я устану, мы поменяемся. Так даже лучше: если все время ехать – ноги затекают.

– Спасибо, – вежливо откликнулся он. – Но это вовсе не обязательно. Поездка верхом – для знатных людей и для почетных гостей, вроде тебя и твоего приятеля. А я – не гость, а коренной житель этого благословенного острова, и не знатный человек, хоть и свободный, да и небогатый, к тому же: кроме той агибубы, что на мне, у меня в сундуке всего две хранятся, да и те старые…

– А у меня – вообще ни одной, – усмехнулся я. – Так что будет справедливо, если я уступлю тебе свое место.

Наш диалог на кунхє заинтересовал бунабского принца Кекта, он обратился к Хэхэльфу за переводом, и проблема тут же разрешилась сама собой: с широченной спины одного из верховых животных быстренько сняли весь груз, откуда-то появилась еще одна бочка – не такая узорчатая, как наши, но вполне благоустроенная. Я подумал, что ее наверняка везли с собой, как запасное колесо для автомобиля, на всякий случай – и вот, пригодилась!

– Ты – очень великодушный человек, чужестранец, – серьезно сказал Кугайна, устраиваясь в бочке. – Кто бы мог подумать, что я не только найду хорошую компанию и буду ночевать в теплом шатре, но и поеду к Варабайбе, как знатный человек, на одном из лучших абубылов ндана-акусы Анабана… Вот уж повезло, так повезло! Дома расскажу – не поверят!

Что ж, я был рад, что все так хорошо устроилось. Хэхэльф по секрету сообщил мне, что после моей выходки все наши спутники бунаба окончательно определились с моим диагнозом: они решили, что я – очень добрый, но совсем не солидный человек.

– Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, – усмехнулся он. – Учти: теперь уж точно ни один ндана-акуса не отдаст за тебя свою дочку!

– Могло быть и хуже, – философски заметил я. – Они, конечно, красивые девочки, но… Одним словом, переживу!

Разговаривали мы мало: поездка на свинозайцах не располагает к доверительному общению, поскольку до потенциального собеседника еще докричаться надо, к тому же, когда эти большие добродушные зверюги слышат человеческую речь, они начинают бурно повизгивать: наверное, их тянет общаться.