Гнезда Химер

– А с чего ты взял, что я над тобой смеюсь? – удивился он. – Я тебе действительно искренне завидую: мне всю жизнь приходилось просыпаться не когда хочется, а когда надо, так что я утратил способность спать в свое удовольствие, даже когда обстоятельства этому не препятствуют – боюсь, навсегда!

– Ничего, – я попытался его утешить, – зато ты никогда не испытываешь дурацкое чувство вины перед всем человечеством, вскакивающим на ноги на рассвете – только потому, что ухитрился организовать свою жизнь таким образом, чтобы как можно реже просыпаться до полудня!

Он изумленно покачал головой – дескать, вот, оказывается, какие проблемы бывают у некоторых! – а потом любезно предоставил мне информацию о местоположении ближайшего ручья, в котором можно умыться. Щенки чару с веселым визгом устремились за мной, но Хэхэльф строго приказал им оставаться на месте. К моему величайшему изумлению, звери послушно прижались к голенищу его сапога. Очевидно, парень оказался прирожденным дрессировщиком.

Примерно через час мы закончили завтракать – Дайст умудрился приготовить какую-то роскошную похлебку из дикорастущих плодов: не то суп, не то компот – и отправились в путь. Мои спутники с энтузиазмом грызли курмду, так что поездка проходила в теплой дружеской атмосфере. Я, правда, не решался составить им компанию: собственное отражение в ручье сегодня показалось мне по-прежнему неумеренно щекастым, а самое главное – я ужасно боялся снова растранжирить восхитительную, неописуемую легкость, которая понемногу возвращалась ко мне. На этот раз неземные ощущения не обрушивались на мою голову, как беспощадная штормовая волна, а заполняли меня медленно, по капле, как дождевая вода садовую бочку – поначалу незаметно, но к концу лета непременно окажется, что бочка полна до краев…

Хэхэльф и Дайст, тем временем, сжевали столько сухого пива, что дружным хором исполнили песенку про Муммайха из Альгана. Их дуэт отличался от дуэта Паваротти – Доминго самым невыгодным образом… Покончив с этим эпохальным произведением, они тут же затянули следующее:

– Дом стоит, а рядом – цакка,

в этой цакке стонет Цуцэл.

Напоил вином хомайским

дерьмоеда – перепутал!

И поет об этом песню.

– Между прочим, эту песню тоже я написал, и она – про одного из слуг твоего приятеля Таонкрахта! Был там у него один дурачок, кравчий дерьмоеда, потом в лес сбежал – лукаво сообщил мне Хэхэльф.

– А ты что, знаком с Таонкрахтом? – удивился я. – Ты мне об этом раньше не говорил.

– Да ну тебя! – отмахнулся он. – Не обязательно быть знакомым с человеком, чтобы написать хулительную застольную песню о его слуге, или о нем самом. Вполне достаточно знать сплетни. Вот у нас на Халндойне есть один парень Эрберсельф Параларда, так он вообще никогда с Халндойна не уезжал, а хулительных песен написал больше, чем любой другой. Вот послушай!

И они с Дайстом тут же затянули новый куплет:

– Дом стоит, в нем спит гурэпло,

а хозяин – у соседа.

Спросит Гальт у Бэтэнбальда:

Где мы? – Знать, у Таонкрахта!

Таонкрахт споет, что дальше…

– Видишь, Ронхул, какая песня! – сказал мне Хэхэльф. – Думаешь, Эрберсельф Параларда был лично знаком с двухголовым дружком Таонкрахта? Да ничего подобного! Просто слышал о нем в порту, и все.

– А что такое гурэпло? – меня возбудило очередное незнакомое слово.

– То же самое, что альганское слово урэг, только на шантамонтском наречии… – он увидел, что я судорожно пытаюсь вспомнить, где уже слышал эти странные словечки, и снисходительно объяснил: – Просто одна из низших каст, такие уже вообще ничего не сображают…

– А какие еще есть касты? – я смутно припоминал, что мне уже читали лекцию на эту тему, но никак не мог собрать обрывки воспоминаний, разбросанные по укромным уголкам моей дырявой головы.

– Есть кы, бу и єлбы – эти даже глупее, чем урэги Есть жизгумы, тоже глупые, но работящие и хозяйственные, из таких получаются хорошие слуги. Есть еще лалаба – эти тоже дурачки, но поумнее прочих, к тому же, они обычно веселые… И еще есть ханара и хигги – эти нормальные ребята, часто куда нормальнее, чем их хозяева. Хотя окружение их, конечно, портит.

– Ясно, – улыбнулся я. – Жизгумы, урэги, лалаба – кто там еще?.. Подумать только, как у них все непросто!

Эти двое, тем временем, снова заголосили:

– Дом роняет камни в воду,

у причала лодки сгнили,

пьет Ибаэнт с бубэрами,

больше нету слов у песни!

– А это о ком? – полюбопытствовал я.

– А хрен его знает! О каком-то нерачительном хозяине, – пожал плечами Хэхэльф.

Под утро я чувствовал себя так, словно снова сгрыз черт знает сколько курмды, хотя так и не прикоснулся к хэхэльфовым запасам. Впрочем, со мной и раньше то и дело такое случалось: с кем поведешься, так себя и чувствуешь… Одним словом, я слегка поглупел и здорово развеселился, словно действительно порядком захмелел. В какой-то момент я поймал себя на том, что присоединился к своим спутникам, во всю глотку распевающим хулительные песни. А потом я так разошелся, что и сам решил создать какое-нибудь эпохальное произведение в этом общедоступном жанре.

– По дороге едет парень,

он – Мэсэн, его все знают,