Никто не знал, где Паленый хранил сигареты с травкой – вероятнее всего, на московской квартире среди личных вещей. Как-то ближе к ужину во время перекура ребята, толковавшие о том, какую еду им подадут, вдруг закрутили носами – запах травки знали все, его ни с чем не спутаешь. Один Паленый сидел, безмятежно прикрыв глаза, и жадно втягивал в себя дым. В тот момент ему никто ничего не сказал, что курить – это личное дело каждого, лишь бы крыша оставалась на месте. Но вот крыша у Паленого как раз и съехала: докурив сигарету, он еще некоторое время посидел с закрытыми глазами, а потом заговорил на свою излюбленную тему об ущемлении прав молодых бойцов. Уже давно пора было заканчивать перекур, а он все бухтел и бухтел. Землекопы поднялись и попробовали пройти в тоннель, но Паленый встал на их пути, загородив вход и не переставая работать языком. Он размахивал руками, приседал, подпрыгивал, мотал головой – было ясно, что после долгого воздержания травка произвела на него особенно мощное действие. В тот момент, когда его речь достигла высшего накала, наверху лязгнул люк и в подвал не спеша спустились сначала Барнаул, а за ним молодой человек с бородкой и в темных очках. Однако этот маскарад не сбил землекопов с толку.
– Колян, Колян, – испуганно зашептали они.
Почуяв что-то необычное, примолк даже Паленый. Колян шагнул вперед и остановился прямо перед ним. Хотя Паленый теперь молчал, но во время спуска в подвал до ушей бригадира успели долететь слова насчет того, что «сам бугор сейчас большие бабки делает, а нас поставил сюда землю ковырять» и что «раз все в одной бригаде, значит, все должны любую работу делать, и плохую, и хорошую».
– Ну что, может, ты меня пустишь посмотреть? – не повышая голоса, спросил Колян. – А то базарить-то все мастера. Еще ни хрена не сделали, а уже начинают права качать.
Паленый с ворчанием отодвинулся, и Колян, включив фонарик, который он держал в руке, шагнул в проход. За ним последовал Барнаул, на ходу погрозив Паленому кулаком.
– А чего? – опять принялся за свое Паленый. – Я что, неправильно говорю? Нет, если ты бригадир, то сядь с бойцами, потолкуй, перетри все вопросы…
Однако и Паленый, и все землекопы, ожидавшие оценки своего труда, невольно прислушивались к тому, что происходило в тоннеле. Оттуда доносились только обрывки фраз Коляна, но, судя по его спокойному тону, бригадир был доволен. Присев на корточки, Колян поднял голову и посветил на потолок, а потом спросил Барнаула:
– Слышишь, где шоссе? Уже прямо над нами тачки проезжают!
Тот прислушался и кивнул, а Колян продолжал:
– Молодцы, хорошо продвинулись, но здесь крепления понадежнее надо поставить. На, свети!
Он отдал Барнаулу свой фонарик и начал пробираться к выходу из тоннеля – туда, где слышались сбивчивые разглагольствования Паленого. Пригибаясь, он вышел из тоннеля в подвал, выпрямился и потянулся. Паленый выжидательно смотрел на него, не сомневаясь в том, что бригадир слышал его слова. С лица Паленого не сходило вызывающее выражение – он изо всех сил старался показать, что не боится грозного бригадира.
– Ну что ж, молодцы, поработали здорово, – с улыбкой произнес Колян. – Правда, дальше придется крепления помощнее делать на потолок, но все равно уже немного осталось.
Колян умолк и начал неторопливо стряхивать песчинки с одежды. Паленый уже открыл рот, собираясь что-то сказать, как вдруг бригадир резко повернулся к нему, молниеносно выбросил вперед правую руку и тут же мгновенно ее отдернул. В воздухе мелькнуло окровавленное жало заточенной отвертки. Паленый издал короткий вскрик и с протяжным стоном, зажимая руками глубокую рану в животе, стал приседать, а затем упал на колени.
– Ты что сделал? – прохрипел он. – За что? Я ведь только побазарить хотел!
– Я знаю, – спокойно сказал Колян. – Вот как раз за базар. Ты об одном не подумал: кто ты такой, чтобы я с тобой базарил?
Паленый, качая головой, вновь издал такой страдальческий стон, что содрогнулись все бойцы бригады, молча взиравшие на эту жуткую сцену. Внезапно Колян вновь выбросил вперед правую руку. На сей раз удар был нацелен в голову. Раздался короткий отвратительный хруст, рука отпрянула обратно, стон тут же оборвался, и Паленый беззвучно повалился на пол лицом вниз.
– Может, кто-то еще хочет со мной обсудить, как мне себя вести? – доброжелательно поинтересовался Колян. – Никто не хочет? А то давайте, пока я здесь…. Все-таки нет?.. Ну, значит, будем работать дальше, а я в долгу никогда не оставался. А это говно уберите отсюда. И не вывозите его никуда, чтоб менты не засуетились – закопайте прямо в тоннеле. Пускай пацаны вспоминают, когда будут работать, про покойника Паленого, который не любил работать, а любил базарить.
Колян поднялся по лесенке наверх, за ним последовал Барнаул. Прежде чем закрыть люк, Колян посмотрел вниз на оцепеневших бойцов и холодно произнес:
– Ну, что стоите? Я же ясно сказал: уберите его и за работу!
Для Паленого в стенке тоннеля вырыли нишу, кое-как затолкали в нее его тело, заложили сверху кирпичами и забросали землей.