Гнев Рыжего Орка

Посылай мне

Зуд, цингу, прыщи и блох,

Брюхо мне набей бобами —

Газ тебе же вдарит в нос.

Раздави меня — будет лепешка,

Выжми досуха — будет шелуха.

Где уж нам уж, класс не тот!

Небо-молот долбит в темя,

Перхоть сыплется с башки.

К ногтю, к ногтю, к ногтю, к ногтю.

Льются камни и свинец.

Черви, мошки, мертвецы,

Бог и дьявол, миссис Гранди —

Всякий смотрит свысока,

Я в земном ядре и глубже.

Всякий путь отсюда-вверх.

Правда, что ли? Я не верю.

По мне, все дороги — вниз.

Растерзай меня презреньем,

Душу в клочья изорви.

Над клочками зажги свечку

И обедню отслужи.

Посылай мне

Зуд, цингу, прыщи и блох.

Он вошел вслед за Бобом и Сэмом в большую классную комнату и сел в углу заднего ряда вместе с другими недотепами. Тут, как всегда, громко трепались, подначивали друг дружку, пускали бумажные самолетики и плевались жеваными шариками. Потом, точно нож гильотины, упала тишина, и все замерли — это вошел пожилой, но малопочтенный мистер Льюис Ханкс (Святоша). Мрачный, сварливый и религиозный до омерзения — таков был мистер Ханкс. Добавьте к этому, что он был сторонником библейской теории создания мира, а закон обязывал его преподавать эволюцию, хотя она и называлась скромно «развитием» — и получится озлобленный и несчастный седовласый старец.

Ханкс произвел перекличку с таким видом, точно зачитывал список душ в судный день. Произнося очередную фамилию, он взглядывал на ее носителя из-под очень толстых очков. Он делал гримасу, называя школьника, которого не любил, и слегка улыбался, называя того, кому не грозит попасть в ад для двоечников. Улыбнулся он ровным счетом три раза.

Поручив одному из фаворитов отнести список отсутствующих в кабинет директора, Ханкс начал свою лекцию. Она продолжала предыдущую, и ее темой была система размножения лягушки. Джим сначала старался слушать и записывать; потому что его это интересовало. Но у него болел желудок и голова тоже. К тому же у Ханкса был бубнящий и в то же время скрипучий голос. Джиму казалось, что он едет в запряженной волами телеге с немазаным колесом по плоской безлесной равнине. Вид нагонял на него дрему, но скрип колеса не давал уснуть.

Сэм Вайзак, сидящий рядом, нагнулся к Джиму и шепнул:

— Сейчас засну. Слабо сказать ему, что он лажу гонит? А то помереть можно со скуки.

— Возьми да скажи сам, — шепнул в ответ Джим.

— Да я же в этом ни фига не смыслю и смыслить не хочу. Это ты у нас эксперт. Давай начинай. Старине Сэму охота поглядеть фейерверк. Уважь!

Внезапная тишина насторожила Джима. Он выпрямился и посмотрел на мистера Ханкса. Старикан жег его взглядом, и все поворачивали головы к Джиму и Сэму. Сердце у Джима понеслось вперед, как белка в колесе. Оно бежало и бежало, только чтобы остаться на прежнем месте, и топот его ног по металлу звучал, как барабанная дробь.

— Ну все, началось!

— Итак, мистер Гримсон, мистер Вайзак, — проскрипел Ханкс, — поделитесь, с нами своими соображениями по данному предмету.

— Мы ничего не говорили, — сказал Джим таким же скрипучим голосом. Он злился, что его засекли, и злился на себя за то, что боится выступить против Ханкса. Старикан точно сделает из него дурака.

— Ничего, мистер Гримсон? Ничего? Значит, вы отвлекли меня и весь класс лишь ради того, чтобы произвести бессмысленные звуки? А возможно, вы просто подражали обезьянам, от которых, по вашему мнению, вы произошли? Вы имитировали обезьян, это так?

Сердце Джима забилось еще сильнее, и желудок подскочил и снова ухнул вниз, переливая кислоту из конца в конец. Но Джим, стараясь не подавать виду, встал. Он постарался также овладеть голосом.

— Нет, — сказал он и прочистил внезапно сжавшееся горло. — Нет, мы не подражали обезьяньему языку. Мы…

— Обезьяний язык? У обезьян нет никакого языка!

— Ну, я хотел сказать — обезьяньим сигналам.

— Уу-оо! — прошептал Сэм, корчась от беззвучного смеха.

— Когда ваш обезьяноподобный сотоварищ оправится от своего припадка, можете продолжать, — сказал Ханкс. Он глядел на них сквозь толстые очки так, будто очки — телескоп, а он астроном и только что открыл какой-то жалкий астероид, которому нечего делать в этой точке пространства.

Сэм перестал трястись и закусил губы, чтобы не прыснуть вслух. Джим снова прочистил горло.