Это был большой, хорошо снаряженный отряд, внезапно выброшенный японским командованием в сторону западной границы провинции Шаньси. Отряд получил задание захватить маленький, но весьма важный в стратегическом отношении китайский городок Чаньдин. Захват Чаньдина открывал японским войскам удобную дорогу к переправам через Хуан-Хэ [43], что означало прорыв в провинцию Шэньси и великолепный фланговый охват китайских войск, сосредоточенных на юге на стыке этих двух почти однозвучных провинций. Главное в этой операции заключалось, по мнению японского командования, в неожиданности появления японских войск у Чаньдина и стремительности атаки. Если еще добавить к этому, что в Чаньдине находился маленький китайский гарнизон, то эффект этой операции станет ясным даже неопытному в военных делах человеку.
Часть дороги проходила в горах, которыми так богата провинция Шаньси. Дорога петляла среди скал, на изгибах гор, не надолго выравниваясь в долинах. В некоторых местах дорога, изогнувшись, стремительно уносилась ввысь, чтобы, перевалив через гору, столь же круто опуститься в долину. Японский отряд двигался медленно: его задерживали неровные спуски и крутые подъемы; пехота все больше отставала, несмотря на грозные офицерские окрики: «Прибавить шаг!»
Вокруг тишина. В горах гремит гулкое эхо, когда прокатываются грузовики, но после опять все затихает. Во встречных деревнях пусто, словно кто-то тщательно выскреб из них все живое.
Так казалось японцам. В действительности вокруг них были люди, много людей. Тысячи ненавидящих глаз следили из-за скал и кустов за каждым движением японского отряда. Это были крестьяне, еще недавно обитавшие в окрестных деревнях, которых война подняла с насиженных мест и бросила в тяжелые скитания по всей огромной стране. Многие объединились в отряды, ушли партизанить; эти отряды носились по японскому тылу, обрушиваясь на врага внезапно и жестоко.
Вот и теперь они молча и неотступно следовали за японским отрядом. Партизаны пробирались глухими, лишь им одним известными горными тропами. Дорога вела только к Чаньдину, и они понимали участь, уготованную этому городу японцами.
Партизаны были плохо вооружены и не решались атаковать японцев, чтобы не спугнуть этот так хорошо вооруженный отряд. Они слали одного гонца за другим в расположение частей Хо Луна с подробными донесениями о численности японской колонны, ее вооружении и месте нахождения. А пока они продолжали двигаться вместе с японским отрядом вперед, к Чаньдину.
Иногда, свесившись с какой-нибудь высокой скалы над дорогой, партизаны старательно подсчитывали, сколько орудий в отряде, сколько пулеметов станковых и ручных. Они с трудом удерживались от искушения сбросить на японцев связку гранат. Они заставляли себя недвижно следить за продвижением японцев, но зато давали волю своей ярости, когда разрушали за ними дорогу, заваливая ее камнями, подрывая мостки в горных ущельях.
— Чтобы ни один не ушел, — приговаривали они.
Так двигались на запад, в сторону Чаньдина, два отряда: один ощетинившийся оружием интервентов, другой почти безоружный и невидимый, но живой и могучий, как жизнь.
Кроме того, к Чаньдину двигался еще один отряд, третий. Он шел далеко стороной, самым трудным путем. Он шел быстро, так быстро, как могут итти мужественные люди, охваченные ненавистью к своим смертельным врагам.
Хо Лун едва успел задремать, как его разбудили шумные споры у палатки. Кто-то страстно и убежденно доказывал адъютанту настоятельную необходимость разбудить командира корпуса. Адъютант усталым голосом твердил одно и то же:
— Сейчас нельзя. Разбужу через два часа. Он должен спать.
И опять чей-то просящий и вместе с тем требовательный голос:
— Разбудите сейчас же!
И опять адъютант тем же усталым голосом повторял:
— Товарищ, вас проводят к начальнику штаба, ему вы все расскажете. Вы должны понимать: командир дивизии не спал двое суток. Он должен спать хотя бы два часа.
Адъютант перешел на зловещий шопот:
— Идите к начальнику штаба, или я вас отправлю туда, товарищ!
Хо Лун, слушая горячий спор за пологом палатки, улыбнулся, потянулся всем телом так, что хрустнули кости, и встал. Он действительно не спал уже несколько дней, и тело его ныло от усталости. Он распахнул полог палатки и вышел наружу. Люди перед палаткой замолкли и вытянулись.
— Вольно, товарищи, — тихо сказал комдив. — Воды, холодной воды, — попросил он. — С тех пор, как сюда пришли японцы, я еще ни разу не высыпался. Но им я тоже не даю спать.
— Это и видно, товарищ командующий, — извиняющимся голосом проговорил человек в полукрестьянской одежде.
Хо Лун по голосу признал в нем человека, спорившего с адъютантом. Он оглядел его и, видимо, оставшись доволен осмотром, крепко пожал ему руку. Он похлопал рукой по деревянной кобуре маузера, болтавшегося у его собеседника на поясе.
— Хорошая штука, а? Люблю такие вещи. Где достал?
— Изготовлен по особому заказу, товарищ командующий, в японском арсенале, в Токио. Получил в собственные руки во время операции в районе Датуна.