Гнев

Ночью к койке Гумпэя подкрался неизвестный солдат и подсунул ему под подушку клочок бумаги. Утром Гумпэй прочел:

«Будь осторожен, не горячись, а то упекут в штрафную роту, замучают».

Гумпэй показал эту записку своему другу Сугимура. Прочитав ее, Сугимура сказал:

— Ее написал хороший человек. Ты не должен так опрометчиво поступать. Унтер возьмет тебя теперь под подозрение и сообщит начальству.

* * *

На стрельбище ходили всей ротой. Унтеры суетились, отсчитывая патроны. Промахи солдат отмечались в особой тетради, которую ежедневно просматривал командир роты. И если солдат давал промах, озлобленные унтеры заваливали его самой грязной работой по казарме. Неудачников заставляли стирать офицерское белье, чистить уборные, мыть полы. Еще хуже приходилось тем солдатам, которых почему-либо невзлюбили унтеры или офицеры. Таких, помимо всего прочего, подвергали бесконечным дисциплинарным взысканиям.

На краю рва длинной лентой вытянулись мишени. Большие и маленькие, они были намалеваны яркими, броскими красками. Мишени изображали солдат и командиров тех армий, с которыми Япония либо вела войну, либо готовилась к ней. Иностранных солдат рисовали смешными и тщедушными, такими, чтобы они не вызывали страха у японского солдата.

Рота Гумпэя стреляла в мишени, изображавшие красноармейцев и китайских солдат. Стрельба велась с дистанции в сто метров. Гумпэй отчетливо видел назначенную ему мишень: русский красноармеец в длинной зеленой гимнастерке, с красным пятном на том месте, где находится сердце. Полковой художник хотел нарисовать «свирепого роскэ» [7]. Огромное, с красными пятнами лицо должно было изображать кровожадность.

— Таких людей не бывает, — шепнул Гумпэю сосед.

— И верно, не может быть такого человека, — согласился Гумпэй.

Чем дольше Гумпэй всматривался в мишень, тем в большее раздражение он приходил.

«Не буду стрелять», наконец решил он.

Солдаты стреляли по-очереди. Унтер Камики крикнул Гумпэю:

— Приготовиться!

Солдат поправил у плеча приклад, долго целился, наконец выстрелил. Мимо. Унтер крикнул:

— Повторить!

Гумпэй потрогал прицел двумя пальцами, словно поправлял его. Раздался выстрел. Мимо. Унтер, нещадно бранясь, лег возле Гумпэя.

— Повторить! — прошипел он.

Гумпэй выстрелил опять. Мимо. Камики вырвал винтовку из рук Гумпэя.

— Дурак! Смотри, как надо стрелять.

Раздался выстрел. Пуля попала в центральную точку, но мишень не шевельнулась. Унтер выстрелил подряд еще три раза. Никакого результата.

— Испорчен механизм! — удивленно сказал Камики, возвращая Гумпэю ружье.

Солдаты не удержались и засмеялись. Унтер вскочил на ноги с багровым от бешенства лицом. Но солдаты уже опять напряженно целились в мишени. Никого не предупредив, Камики побежал к мишени. Гумпэй быстро вскинул винтовку и выстрелил. Пуля просвистела над головой унтера. Камики присел на корточки, спиной к солдатам, обхватив голову руками.

— Берегись! — злобно прошептал Гумпэй, досылая в магазинку новый патрон.

Унтер не дошел до мишени, повернулся к солдатам и крикнул:

— Стрельба отменяется, механизм не действует!

По дороге в казарму Камики внимательно оглядывал лица солдат: кто стрелял? Солдаты возвращались усталые, молчаливые, равнодушные.

* * *

Время шло. Новобранцы стали солдатами. Однажды вечером в казарму пришел командир роты и целый час рассказывал о кознях красной России. Капитан говорил о том, что во Владивостоке будто бы существует лаборатория, которая изготовляет адские машины, вызывающие землетрясения на японских островах. Русские, говорил он, строят плотину в Татарском проливе и собираются отвести к себе теплое морское течение Куросиво. Из-за этого Япония покроется льдами и погибнет. Он говорил о беспримерном рыцарстве японской императорской армии, миссия которой заключается в освобождении всех народов Китая, Монголии, Сибири и объединении их под властью Японии.

— А в самой Японии, — с горечью говорил капитан, — появились силы, которые мешают императору управлять народом. Это коммунисты — их необходимо истребить без остатка. Солдаты! Внимание! — выкрикивал в исступлении капитан. — Уже давно бьет колокол набата. Надо очнуться от сна долгой ночи и уничтожить самую тень коммунистов в Японии…

Утром вышел приказ о переброске полка в Манчжурию. Засуетились, забегали унтеры. Погрузку в эшелоны назначили на ночь. Солдат из казарм не отпускали, но дали им на отдых два часа. После вечерней переклички каждому солдату разрешили написать родным открытку со стандартным текстом о том, что «наша часть временно, на маневры, отбывает на север Японии».

Перед самой отправкой на станцию нескольким солдатам выдали письма от родных. Получил письмо и Гумпэй. Отец писал коряво и неразборчиво. Иероглифы теснились в кучу, сливаясь с большими кляксами туши, аккуратно расставленными цензором.